Король Фредер в красном победном мундире, сидел в карете величественно, гордым взглядом, озаряя толпу. Он поглаживал светлую и густую окладистую бороду. С бородой король Фредер казался немного старше своих лет, Тобиан как-то проболтался Нулефер, что брат отрастил бороду, дабы он, Тобиан, оставался единственным обладателем их общего лица.
Слева от короля на лошади ехала Урсула Двуличница, которая за столько лет не смогла омыться от грязного прозвища. Она жила в Санпаве, как попросил её король Фредер и отвечала за пробуждение магии в земле. Ревностно, страстно Урсула вдыхала жизнь и магию в крошки земли. Урсула заменяла собой двадцать опытных тенкунских магов в создании новых винамиатисов. Тобиан говорил, иногда ему кажется, что Урсула однажды превратится в воду и испарится, так упоённо она работает над магией. «Я служу моему королю и его стране», — скромно она отвечала на советы отдохнуть. Урсула жила в Санпаве, но была любимым гостем короля Фредера в праздничные и обычные дни.
Впереди кареты на грациозном коне восседал капитан-адъютант Уиллард Абадонский в зелёной форме офицера и с наградами на груди за спасение Санпавы и за спасения наследника от покушения герцога. Уиллард зорко осматривал толпу, давал указания офицерам, сопровождающим карету. Уилл казался хмурым, озабоченным, но Нулефер видела огонь в глазах брата, пылкость и жертвенность, с которыми он шёл со своим королём. Герцог Огастус пытался сотворить из Уилла идеального телохранителя, однако боль и страх были не лучшими орудиями для воспитания защитника. Уилла взрастили как мужчину и защитника любовь к королю, вера в короля и в его подвиги, братская привязанность и общая цель, направленная на свержение рабства.
— Король освободитель! — закричали люди.
— Король освободитель! — вспыхнула ликованием Нулефер.
Уилл бросил на неё быстрый взгляд, поравнялся с пассажирскими креслами и что-то шепнул королю.
Фредер посмотрел на девушку с незнакомым лицом и, широко улыбнувшись, кивнул ей.
========== Покаяние ==========
Вчерашний день рождения прошёл для Юнипы Гиллин сыто, пьяно, но уныло и подавлено. Как, впрочем, и каждый день в году на протяжении застывших в безмолвии четырнадцати лет. «Я выживу! Я выживу всем демонам назло!» — неустанно повторяла фанеса Гиллин. И тут же спрашивала себя: «Зачем я живу?».
Ей, уродливой, покалеченной и одинокой женщине только и остаётся, что гнить в новом, в четырнадцатом веке от явления Тенкуни миру. Лица нет — один жуткий ожог, правая рука в рубцах после огня. Когда-то Юнипа была красива и счастлива, но абадоны забрали у неё семью и дом, изувечили, растоптали всю её жизнь. Когда-то она давала балы, слуги крутились под ногами и зачарованно смотрели снизу вверх на госпожу, теперь её пристанищем служил хилый домик на окраине Дренго. Шестьдесят лет ещё не глубокая старость, Юпина же считала, что для неё наступил предел. Сколько же ждать конца? Четырнадцать лет она словно призрак, застрявший в неосязаемой облочке на земле. Боги должны решить, где её место.
«Я буду жить. Я дала слово!» — протестовала против своей природы Юнипа и, закрывая платком лысую голову с редкими седыми волосами, выходила из дома.
Юнипа Гиллин появилась на побережье дренговского села десять лет назад. Её рассказ мало чем отличался от судьбы тысяч санпавчан. В роковую ночь к её спящему городу подошли абадоны и уничтожили дом женщины, на глазах убили мужа, убили и двоих сыновей. Сама Юнипа выжила лишь с помощью чудесного милосердия богов. Но потеряла лицо и всех, кем дорожила. Родственники тоже погибли, друзья не выжили в войне. Юнипа осталась одна. Она была богата, жила в собственном доме, имела рабов, после разрушения Эпела Юнипа скиталась по Санпаве, работала, где придётся, ворочала камни, разрыхляла землю, выхаживала раненных. Она присоединилась к толпе нищих обескровленных беженцев, спала на голой земле, бралась за любую работу, лишь бы прокормиться. Юнипа не умела готовить, чтобы пристроиться на кухне в чужом доме, не знала основ сельского хозяйства, чтобы вырвать крохотный участок плодородной земли, а уродливая, как сама смерть, няня или гувернантка никому не была нужна. Новое правительство, которое возглавлял Джексон Марион, отправило Юнипу и других несчастных обездоленных санпавцев возрождать равнину неподалёку от Чёрного круга. Однажды из глубин земли вырвались токсичные испарения, половина людей задохнулась. Лёгкие Юнипы оказались повреждены, с левой руки слезла кожа.
— Как ты выжила? Боги берегут тебя! — поражались местные жители, когда Юнипа покинула Чёрный круг и добралась до Дренго.
— Они меня ненавидят, — отвечала Юнипа. — Когда закончится это наказание? Когда?
— Будь прокляты абадоны! — взрывались сельчане, смотря на Юнипу и других таких же покалеченных людей.
Юнипа никогда не проклинала абадон.
Юнипа Гиллин пришла в Дренго нищей больной беженкой. Жила на рынке и зарабатывала тем, что чистила рыбу, которую вылавливали рыбаки. Дренговчане советовали ей восстановить документы и обратиться за материальной помощью, что оказывала Конория санпавчанам. Юнипа Гиллин была богатой женщиной, какие-то бумаги о ней остались же в архивах! Юнипа игнорировала советы, презрительно хмурясь, когда ей хотели оказать помощь, и жила на аулимы от рыбаков.
— Да что ты вообще в Дренго пришла? — иногда спрашивали сельчане.
— Мой муж любил этот город, — будто бы в пустоту отвечала Юнипа.
— Так живи в городе, авось пристроишься. Что ты хочешь найти на рыболовном причале?
— Вода успокаивает меня. Я забываю об огне.
Юнипа жила в постройке на рынке полгода, пока не началась зима. Частенько к ней забегала детвора и слушала неизвестные сказки, которые жили в душе Юнипы. Эти сказки были о дворцах и королях, о прекрасных принцессах и благородных принцах. Бывало, добрые истории начинали обрастать убийствами, смертями и предательствами, принцы прятали за спиной нож, королева яд.
— Прекратите! — пугались маленькие дети.
— Откуда вы знаете столько сказок? — спрашивали ребята постарше.
— Они были частью моей жизни. Той, что не вернуть, — говорила Юнипа, смахивая слезы на бледном уродливом лице.
— А что у вас было раньше? — любопытствовали ребята.
— Муж, сыновья. Чудесные замечательные мальчики… Дом, в котором меня любили. Но потом ко мне пришли абадоны.
— Вы видели абадон, фанеса?
— Видела.
— Какие они? Страшные?
— Красивее меня. Намного красивее, — оборачивала Юнипа горе в шутку.
В селе возле Дренго её прозвали Сказочницей. Юнипа знала столько историй, сколько не знал никто в селе. Она умела петь, рисовать, прекрасно шила. Как-то раз она взялась за портрет рыбака Джека Стила, который давно не выходил, как отнялись у него ноги. Пока она рисовала, Джек с восхищением следил за плавными движениями рук Юнипы, за её внимательным взглядом и гордой осанкой. Он все чаще звал Юнипу в гости и через некоторое время сказал, что она может жить у него доме. И Юнипа согласилась. Впервые после смерти мужа она познало мужчину, стала хозяйкой в маленьком домике рыбака и рассказывала ему сказки. Джек был болен, не мог ходить, руки дрожали. Он давно уже не жил, а выживал, врачи ставили ему суровый приговор — год. И Юнипа, покорившая его королевской осанкой, стала ему почти женой. Хотя от брака, заключённого на небесах, она отказывалась.
— Я Гиллин. Меня должны знать Юнипой Гиллин. Я обещала быть Юнипой Гиллин.
Когда Джек умер, Юнипа стала хозяйкой его дома. К этому времени она научилась готовить, ухаживать за скотом, развела сад и огород. Сказочница покупала дорогие ткани и вышивала красивую одежду, платки, шали. Вышивкой, портретами, нечастыми уроками с детьми, свыкшимся с её уродством, она и жила.
Но после обретения дома Юнипа меньше рассказывала сказки, меньше общалась с односельчанами и горожанами Дренго, замыкалась в себе. Сказочнице дали новое прозвище — Неулыба. Её звали на вечерние посиделки — она отказывалась. Приглашали на праздники — она презрительно смотрела на хохочущих соседей. Богослужения Юнипа также перестала посещать, зато выпросила у священника ключи от храма и по ночам, в одиночестве молилась статуям Создателей, падая перед ними на колени и повторяя: «Простите, простите».