— Сколько я видела вольноотпущенников! — поделилась как то Фалита с Герионами. — Талантливые, изобретательные люди. Некоторые рабы умны, храбры. Они не животные, они люди, такие же как и мы. Но судьба распорядилась, чтобы я родилась госпожой, а они рабами. Не я придумала рабство, не мне его отменять, я буду наслаждаться его плодами.
Но этих же людей практически никогда Казоквары не называли по именам, придумывали прозвища, Нормут ограничивался «уважаемым». Тобиана они звали «рабом короны» в честь его настоящего хозяина.
Тело Тобиана привыкло уже к новой внешности. Долго, мучительно шёл этот процесс. Сначала всё было хорошо, но спустя две шестицы тело стало отказываться от Бонтина, требовало Исали. Тобиана рвало, он харкался кровью, голова болела как от ошейника. Однако заветное зелья тело не получало — Исали «забрал документы с академии и уехал жить в Тенкуни». Спустя время организм смирился с новым образом, но его хозяин продолжал бунтовать. Когда 28 танисы к Казокварам приехал Огастус Афовийский, Тобиан плюнул дяде в лицо.
Друзей у него было немного в новом доме, если можно его так назвать. Свою дружбу хранил преданный Уилл, рискуя теперь уже своей головой, когда тайно проникал на чужую землю и подкармливал Тобина. Другими друзьями стали Фия, Шаса, Риоло и Ленри. Фия была тринадцатилетняя юркая девочка, рабыня Герионов. Не по годам умная, но ребёнок в душе, Фия с двенадцати лет ублажала хозяина по ночам. Девочка не знала отца, мать — её вырастили в лабораториях. Таким же выращенным существом был Шаса, домашний раб Казокваров. Этот сильный двадцатилетний парень служил младшим дворецким, он славился своим умом, отвагой. Шаса единственным осмелился заступиться за Тобиана перед Нормутом, когда тот разбил чашку Казокваров. Юноши в тот же день поклялись в дружбе и в вечной защите. Шаса любил Ленри, красивую девятнадцатилетнюю девушку с шахт. Они звали себя мужем и женой, хотя их брак не признавало государство, не принимали небеса. У Ленри был отец, высокий богатырь Риоло. О силе его рук и о силе духа ходили легенды, именно они познакомили шахтного и домашнего рабов. Не умеющий сдаваться, унижаться Риоло был примером для Тобиана. Когда он смотрел, как храбро Риоло дерзит надзирателю, не боится замахнутся на него, он набирался сил для борьбы с Казокварами. Эта разношёрстная разновозрастная компания представляла собой маленький очаг сопротивления государства, который создали Казоквары и Герионы. У них не было семьи: двое выращенных детей, выкинутый в пекло ада принц, вдовец и его дочь — они стали одним целым.
У рабов, как и у свободных людей, оказалось, есть разделения. Рождённые от матерей презирали выращенных, выращенные избегали рождённых. С возрастом это отличие сглаживалось, но хорошо чувствовалось среди детей. Как ребята, живущие в семьях, обходят стороной приютских сирот, так и имеющие матерей сторонились выращенных. Домашние рабы свысока смотрели на тружеников шахт, те называли домашних неженками.
— Не будет никогда равенства, человеческая природа неискоренима, Бонтин, — вздыхал вечерами Риоло.
— Принц Фредер уничтожит рабство, он обещал, — тоскливо возражал Тобиан.
— Даже если так, после рабства люди придумают, как мучить подобных себе. Посмотри на рабочих и пойми суть человека, — однажды ответил Риоло.
Тобиан, Фия, Шаса, Риоло и Ленри были единственными на шахтах, кто в разговоре не называл господ господами.
— Правило номер один, — сказал Риоло. — Если ты кому-нибудь из рабов скажешь «господин Нормут» или даже так проговоришь про себя, ты признаешь его своим хозяином. Мысли не обманешь, как настроишь себя, так и будет.
Не смотреть на хозяев снизу вверх у Тобиана получалось хорошо, тяжелее было вообще смотреть на них, терпеть унижения. Как-то Фалита приказала утром ему вынести и вымыть ночной горшок. Тобиан отказался. Тогда хозяйка вылила всё содержимое ему на голову.
Это стало последней каплей. Тобиан понял — если он убьёт кого-нибудь из хозяев, то в ответ дядя убьёт Уилла. Нужно покидать этот дом. На следующий день, когда у Фалиты было дурное настроение, Тобиан при ней стал играть с малышом Алекрипом. Гонял мяч по комнате, катал ребёнка на спине, подбрасывал к потолку. Мать с нежностью слушала смех сына, и вдруг её сердце пронзил крик малыша — Тобиан подбросил ребёнка и не поймал.
— Тварь! Чудовище! — голосом медведицы закричала Фалита.
— Извините, это вышло случайно, я бы поймал, но… — сделал вид, что раскаивается, Тобиан.
На крики жены прибежал Нормут, вдвоём супруги принялись колошматить раба чем ни попадя, не усыпляя ошейник.
— Убери его! Выкинь из дома! На шахты! Не могу видеть этого детоубийцу!
Так у него начались другие обязанности: откатчика, грузчика и по приказу самого Нормута он должен был ещё и прислуживать надсмотрщикам. Как только светало, он спускался под землю и лишь поздним вечером его выпускали, иногда он работал в ночную смену без перерыва на сон. Тобиана отправили в шахту в калебе (2), первый месяц зимы, стоял жуткий холод в этом году, но рабам не выдавали лишнюю одежду. Холодными ночами они жались друг к другу и согревались, у Тобиана не было семьи, поэтому ему сказали жить в бараке, в которой обитали бездетные неженатые мужчины.
Уиллард накупил другу тёплой одежды, зимних сапог, хороших одеял, но в первый же день подарки у невольника были отобраны Нормутом.
— Ты, уважаемый, моя собственность, и твоя собственность является моей. Не положено тебе ходить в господской одёжке, а одеяла я забираю потому, что понравились они мне.
Но в невольничьей посёлка куда лучше жилось, нежели в доме Казоквара. Вечерами люди принадлежали сами себе, днём маленькие дети, немощные старики со спокойной душой гуляли по окрестностям посёлка, не видя жестокости хозяев. Через дорогу разместилась небольшое селение свободных рабочих.
Свободные шахтёры с презрением относились к рабам и взваливали на них свою работу. Ведь угрозы нет — раб не ответит им кулаком или словом, захочет пожаловаться — получит от них же, рабочих, винамиатис. Только Риоло вызывал у них страх. К тем, кто не делил свободных и рабов, с опаской относились товарищи. Дружба между рабочим и рабом была обыкновенным делом, но вызывала недоумение у остальных работников и тревогу у хозяев. С рабами можно справиться, человека без ошейника застрелить труднее в случае бунта. Нормут тщательно отбирал работников, ему не были нужны друзья невольников, но и тех, кто бездельничает за их счёт, не желал видеть. Нормут брал на работу людей добрых, но таких, кто брезгует разделить с рабом кусок хлеба.
Даже на шахтах Казоквары не давали покоя Тобиану и остальным. Женщины не интересовались потными грязными рабами, Фалита предпочитала нежиться в балконном гамаке под солнцем, Ромила бегала по имению с подругами или требовала отвезти её к ним в гости. Зато о рабах думал тихий Дрис. Сын вместе с отцом каждый день устраивал проверки, за лень и нарушения пробуждал ошейник. С началом кислора рабы стали замечать, что юный господин засматривается на женский пол. Да не просто засматривается, он шёл на шахты или к своему лучшему другу, сыну Герионов, и брал к себе на ночь девушку. За неподчинение — избиение. Один Тобиан не знал кулаков Дриса, по непонятной для всех причине.
Но она не волновала Тобиана. Брат — вот кто не давал уснуть ему. От Фреда не было никаких вестей, в гостях у Урсулы отчаянно Тобиан пытался с ним связаться, но винамиатис молчал, будто бы Фред знал, что на другом конце не Уилл, а младший брат. Уилл, которого больше не мучил герцог, признавался, что Фредер всегда уводит разговор в сторону, когда слышит имя близнеца. Однажды Тобиан увидел всё-таки брата — на стекле. Фредер не изменился, величественный, аккуратный, он открывал музей в столице, сзади, среди многочисленной охраны, мелькал Уиллард. День рождение близнецов приходилось на конечник, Тобиана по винамиатису поздравляла мама, дядя, до ночи Тобиан ждал Фреда, но брат не связался с ним. На другой день Фредер сказал Уиллу, что его не отпускали из академии. Не отпускали в конечник, когда от занятий освобождались все курсанты…