В кабинет, напоминавший темницу, зашли косой и седой великан, с ними было трое мужчин. Одного Нулефер узнала сразу — птицевещатель, часто помогающий магам Зенрута во всех вопросах. Быстро представившись, птицевещатель с двумя своими спутниками потребовал показать ему способности Нулефер. Внимательно он смотрел, задавал вопросы. Нулефер отвечала честно, как открыла в себе магию, как изучала её. Пока маг разговаривал, четверо мужчин пронзительно смотрели и слушали её, в их мутном хитром взгляде было что-то пугающее.
— Почему вы открылись именно вчера? — поднял бровь вдруг птицевещатель.
— Раньше невозможно было, — ответила Нулефер. — В газету написать можно, но никто не поверил, а попасть к вещателю я, шестнадцатилетняя девочка, не могу. Пришлось вот так удивить мир.
Маг поднялся.
— Спасибо за твои, надеюсь честные, — он посмотрел на своих спутников, — ответы, — и те кивнули головой.
«Мыслечтецы!» — чуть не ойкнула Нулефер и прикусила губу — кажется, её «услышали». Нулефер сразу вспомнила родной дом, маму и папу, малютку Тину. «Обещала Тине покормить с ней воробьёв, так, обещала научить её считать до ста». Надо чем-то отвлечь их, думать о чём угодно! Но в голове беспощадно вертелось «Уилл», Уилл», «герцог и королева». Вспыхнуло неожиданно лицо Тобиана. Его настоящее лицо.
Маги давно ушли. В кабинете была Элеонора, Нулефер и её мысли. В этом момент Нулефер поняла, что такое сойти с ума. От страха.
Стараясь не думать о принце Тобиане, она вспомнила лицо своего когда-то близкого друга Уилла. Она смотрела на свои дрожащие руки и понимала, вот таким был Уилл, когда ворвался в дом «Зоркий сокол». Нулефер подняла с пола газетку, которую ей принесла Элеонора ещё до прихода магов. На первой странице сияла её, как подумалось Нулефер, чумазая мордашка. Не расписываясь в привычных словах «мошенница», «а что если», «возможно», на весь Зенрут заявили, что родилась волшебница-манарка. Прошли ровно сутки, а журналисты нашли целителей, к которым обращались Оделл и Ханна, чтобы проверить кровь.
— Нора, как они так быстро их нашли? — Нулефер взглянула на другую страницу — вся судьба её родителей, выросших в трущобах Зенрута, была как на ладони. — Как они про маму и папу всё узнали?
— Расстояние любви не помеха, а любопытство тем более, — усмехнулась Элеонора.
— Как они сумели всё так быстро накопать! Даже о месте рождения, даже, что папа родился от… распутной девицы. Имя нашей бабушки и то есть! Друг Уилла, Исали Фарар пытался сам найти что-нибудь о родителях Уилла, но одного только документа он месяц ждал.
Элеонора пожала плечами.
— Вот и не получилось у этого Исали ничего, — с лёгким презрением поймала мысли сестры Нора. — Он связался с бюрократией. А знаешь, что такое бюрократия? Сила с которой не справиться никакому силачу, никакому могущественному магу. Она завелась в крохотной белой бумажке и подчиняет себе государства, общество, личность.
— Сестра, где ты так научилась говорить? — засмеялась Нулефер.
— Да сама не знаю. Поживи тут с этим Джексоном Марионом, стихи начнёшь слагать.
— Не, ты не Джексон Марион, — Нулефер свернула газетку в трубочку и тихонько стукнула сестру, — он после каждой фразы повторяет «сказ окончен», а ты в зеркало любуешься, когда перестаёшь говорить.
— Ничего я!..
Элеонора закричала и остановилась, только сейчас в руке обнаружила у себя позоленное зеркальце. Она положила его и выхватила у Нулефер газетку, чтобы стукнуть в отместку сестрёнку. Нулефер посмеялась и прижалась к Норе. Было на душе странно, растерянно — прошёл день, а сестра не кричала и не отчитала, хотя ещё вчера готова была убить её. Долгие годы Нулефер не чувствовала, чтобы возле сестры она становилась смелее. Элеонора обнимала Нулефер и читала статью, в которой привычно славилась королева Эмбер. Злость рождалась стремительно у Нулефер, но её затмевала отвага. «Я так далеко дошла, моё имя в газетах и в стекле. Уилл, я спасу тебя».
***
После мыслечетцов приходило где-то десятка три туманных людей с гербом Зенрута на груди. Все они наблюдали, изучали, допрашивали Нулефер и Элеонору. Только, когда наступил вечер, сестёр оставили в покое. Во второй раз пленённой подопытной разрешили пообщаться с близкими. Взволнованные до ужаса родители проехали к этому времени середину пути, днём поезд должен был прибыть в Конорию.
Почти к ночи Нулефер смогла увидеть того, ради кого она всё затеяла! Бледный не выспавшийся Уилл рассказал товарищу по магии, какой переполох подняло её сиюминутные слова по стеклу. Все газеты, начиная с важных зенрутских изданий, и заканчивая сборниками сплетен разглагольствовали только про неё одну — Нулефер. Всё, абсолютно всё на вечер второго дня было известно писакам — трущобная жизнь Оделла и Ханны, блеклые дни, когда Нулефер знала освободителей, похищение выращенного ребёнка с завода… Такого Зенрут не видел давно — с времен, когда одиннадцать лет назад усыновлённый тенкунский мальчик сотворил ураган в столице.
Уилл был напуган. Нулефер без волнения успокаивала его:
— Я свободный человек, мне герцог и королева ничего не сделают.
Нулефер беспокоилась об Урсуле. Как после такого с ней будет разговаривать учительница, не обозлиться? Но Урсула не злилась на Нулефер. Её первая в жизни весть прошла удачно. И, как показалось Фарар, её ученица поспособствовала тому, что за один день на заводе был выполнен шестичный объём работы. Пока дела Урсулы поднимались вверх, смутная тень тревоги затаилась на лице женщины. Королева и герцог — эти люди заставляли трястись не только раба Уилла.
Сёстры Свалоу после долгих разговоров с друзьями, родными заснули вместе на одной кровати, желая безумно, чтобы кошмар скорее закончился.
Разбудили их внезапно, рано. Целительница, которая, в отличие от мужчин «Зоркого сокола» имела право заходить к девушкам в комнату, громко бахнула дверью, потрясла за плечо Элеонору.
— Фанеса, вас ждёт карета. Сию минуту собирайтесь, езжайте домой и привезите вашей сестре лучше из всех её платьев.
— Что такое? — сонно протёрла глаза Нора.
— Через несколько часов состоится весть. С вашей сестрой.
— Правда? Ура! — Нулефер подскочила с кровати, сон смахнуло рук. Но тут у неё ёкнуло подозрение. — А почему весть утром? Я думала, меня покажут вечером, когда люди придут с работы.
— Так решили сверху, ваша задача — выполнять, — пожала плечами целительница, сама интересуясь этим вопросом.
Элеоноре дали пятнадцать минут, чтобы собраться — никогда в жизни фанеса Свалоу так не спешила. Нулефер, почти силой, хоть и без наручников и обращаясь на к ней вы, затолкали в карету и повезли во дворец вещания. Вчерашняя пугливая Нулефер с гордой спиной сидела в карете и смотрела в окно до самого конца поездки.
Высокое угловатое здание вещания, располагавшееся в районе, где около тридцати лет назад стоял главный публичный дом Конории, сияло ярким светом, хоть был и день. На крыше дворца стоял памятник королеве Эмбер и её покойному мужу Конелу. Нулефер провели в маленькую уютную комнату и посадили на мягкий стул перед зеркалом.
— У вас нездоровый цвет лица, девушка, — сказала изящная женщина с какой-то пудрой в руках, — надо поправить.
Нулефер выносливо терпела разнообразные издевательства, которые свершали с её лицом и волосами. Пока не приехала сестра, она последний раз связалась с родителями. Удивительно, но Оделл и Ханна пожелали ей удачи, ни разу не упрекнув.
Привезли Элеонору. Да не одну, с ней были Уилл и Джексон. Уилл и фанин Марион, благодаря которому вообще состоялась встреча с другом, прибавили Нулефер сил. Внезапно она осознала, что все, кто был настроен против неё — родители, сестра, Уилл — теперь переживают за неё. Что это, побочные действия славы, которая позавчера обрушилась на неё, или настоящее неподдельное переживание близких?