Её нарядили в платье. Это было платье Норы. Сестра, рыская по шкафу Нулефер, так и не смогла отыскать ничего дельного. Чёрные меховые мешки, в которых так любила закутываться повелительница воды — вот и весь гардероб. Бирюзовое слегка откровенное, большое для неё, но идеальное подходившее Нулефер платье Элеонора с удовольствием подарила сестре.
Она, Уилл и Джексон быстро обняли Нулефер, и её повели в большой зал. Как только перед ней открыли дверь, яркий свет от кучи зеркал, вывешенных по всей огромной комнате, ударил в глаза. Нулефер не щурилась, она уже видела мягкий коричневый стул напротив Рица Шейма и уверенно направилась к вещателю.
Риц выпрыгнул из своего кресла, подал ей руку и помог усесться. Он улыбался, кланялся, ласковым торжественным голосом поздоровался с гостьей. Нулефер красиво ответила ему заученной фразой и всмотрелась в лицо. Блистальный Риц Шейм вживую был ещё жизнерадостнее, веселее и ярче, чем с поверхности стекла. В его грациозных гримасах ощущалось истинное торжество. И причина этому была одна — я перед вами, смотрите все на меня. Вот что говорил Шейм, стой рядом любой мыслечтец, когда представлял Нулефер.
— Это невероятно! Я не думал, что доживу до дня, когда в Зенруте родится маг! — всплеснул руками Риц.
— Что ж, можете смело умирать, — улыбнулась Нулефер.
Шейм засмеялся.
— Расскажите, фанеса Свалоу, что заставило вас раскрыться миру?
Нулефер глазами уставилась в одно из зеркал, надеясь, что её взгляд уловят Уилл и родители. Так оно и произошло. Уилл, стоя в другой комнате, видел, что Нулефер обращается не к вещателю, а к нему. Затаив дыхание, он слушал её. Даже Нора и Ханна с Оделлом, ищущие проходящего сквозь пространства мага для моментального перемещения в Конорию, не ловили так каждое слово своей дочери, как Уилл и Тобиан. Принца эта весть касалась не меньше, чем раба. Пробравшись на балкон, замерзая от холода, он смотрел в стекло, возле которого перед живым камином расселся закутанный после горячей ванны Нормут Казоквар, паря розовые ноги в тазике с горячей водой.
— В детстве мне мама говорила, что у всего есть конец — у вражды, у войны, у неизвестности. Конец наступает благодаря людям, которые идут вперёд. Они знают, что их ждёт, возможно, ещё худший итог, но не боятся.
— Фанеса…
— Можно просто Нулефер, — она улыбнулась.
— Нулефер, — поправился Шейм, разнеживаясь на мягком креслице, — а что может ждать плохое вас?
Нулефер секунд десять молчала, а потом гордо посмотрела в глаза увлечённому разговором Шейму.
— Наказание за мою самоуверенность. Либо я добьюсь своей цели, ну то есть стану великой волшебницей, — быстро добавила Нулефер, проглатывая последние слова, — либо родные окажутся правы — я глупая никчёмная девчонка, мне следовало оставаться в Рыси.
— Грозно звучит для юной девушки, — хихикнул Шейм. — Ты, насколько я понял, хочешь возвыситься на уровень таких великих магов как Юрсан Хакен, Урсула Фарар, Идо Тенрик?
— Ну нет, их высот я не достигну, хоть триста лет проживу! — плечи Нулефер вздрогнули как у робкой девушки. Она быстро заметила это и попыталась вновь принять гордый вид, но, кажется, Шейм обнаружил неловкость.
— Нулефер, ты ещё ребёнок, не обижайся, но скоро станешь взрослым человеком, чем ты хочешь заняться по жизни?
Нулефер оторвала взгляд от вещателя, устремившись к огромным мощным стёклам.
— Я хочу жить и трудиться на благо моей родной страны — Зенрута. Моя магия должна служить Зенруту!
— Сильные слова, меня пробирает холод, — изволил пошутить Шейм. — А кто для тебя пример для подражания, Нулефер? Вот кем бы ты хотела быть?
Молчание возникло резко. Но оно продержалось недолго. Улыбаясь, показывая всему миру свою радость, цветущее настроение, Нулефер громко и торжественно заявила:
— Человек, которое я очень сильно уважаю и ценю — это наша королева Эмбер. Для меня Эмбер — это. это, пример тут слабо звучит, символ того, я бы сказала, какой должна быть женщина, правительница и просто человек. Сильная, уверенная, грозная, решительная. Я, конечно же, королевой не стану, но хочу идти по её стопам. Также стремительно добиваться своих целей и внушать людям уважение.
Нулефер замолкла. Хотела она слышать, что в это минуту говорит Уилл Джексону. Но юноша с широкими глазами застыл, не понимая, шутит Нулефер или нет? Ошейник звякнул. Он же открыл ей все унижения, невзгоды, которые перенёс, и как она может говорить такое про Эмбер?! Уилл не верил своим ушам.
Изумление в тот миг пришёл не к одному Уиллу. Тобиан, сильно разрываясь между желанием смотреть весть и желанием ворваться в комнату, чтобы задушить ненавистного румяного Нормута, завёрнутого в полотенца, подскочил, как и его друг, услышав имя матери. Как? Закричал он про себя. И тут, посмотрев на самоуверенную Нулефер, Тобиан всё осознал. Эмбер почиталась в словах Нулефер, превозносилась как богиня. На все прошлые вопросы она отвечала быстро, заковыристо и только, когда вещатель начал расспрашивать королеву и королевство, Нулефер действительно расцвела. Она забыла про Уилла, Люси, украденного младенца. «Но это же невозможно!» — говорили те, кто знал Нулефер. Тобиан чувствовал «это невозможно». Он был знаком с тем, как творится политика. Он рассказал Нулефер, для чего его маме и дяде нужны вещатели.
***
Весть подошла к концу. Больше часа Нулефер улыбалась, шутила и смеялась с очаровательным Рицом Шеймом. Пожалуй, призналась себе она, встреть этого мужчину в парке, как сотни других глупышек она бы клюнула на его красивые раскатистые речи. Но, когда рядом зеркала и стёкла, за спиной издаётся невидимое дыхание политики, любовь пропадает.
Нулефер сидела дома у Урсулы, смотря в окна и поглаживая Живчика. Не считая парочки одноклассников, забежавших к ней с вопросами-допросами, тишина окутывала внезапную знаменитость. Что творилось в газетах и стекле Нулефер уже не интересовало, нежеланных зевак Марион не впускал в дом, став для них неприступной горой, которая защищала Нулефер от лихих бед.
Элеоноры не было дома — она убежала на вокзал, поезд из Рыси приехал, а родителей нет, винамиатис их молчит.
— Как там Бонтин? — спросила Нулефер зашедшего в комнату Уилла.
Уилл глазами сказал ей — не знаю.
— Ему тоже тяжело, — протянула Нулефер. — Я вмешалась в дела его семьи. Если только этих людей можно назвать семьёй.
Уилл присел к своей знакомой. Подругой назвать не мог, товарищем тоже. Просто знакомая волшебница… Зенрут знает о том, что маги могут рождаться у них. До Текуни тоже докатились вести, сказала Урсула. Нулефер прославлена.
— Скажи, что не это твоя цель, — прочитал мысли Уилл.
— Да. Ты, Люси, Бонтин — вот ради кого я открылась.
В ушах был плач той маленькой девочки, которую не удалось спасти. Перед глазами стояло лицо принца с ошейником на шее. «Этому не бывать. Я смогу. Я справлюсь». Сидя с прекрасным вещателем Нулефер чувствовала, как медленно по ней расползается зло от этого человека, мелкой пешки в руках более сильных. Но эту пешку она убрала, миновала полковников и генералов, осталось только дождаться королеву и короля, вернее, герцога Афовийского. Да, их не убить, но у неё и нет желания встать в лживый белый круг.
Нулефер и Уилл тоскливо смотрели в окно. Уилл обмолвился о своих родителях, когда Нулефер потревожилась про Оделла и Ханну. Раньше он не говорил ей про маму и папу.
Тут к ребятам подошёл Джексон Марион, держа в руках письмо.
— Королевская печать! — быстро бросился золотой знак в глаза раба.
—Только что посыльный передал, — протянул письмо Джексон.
Нехотя отдал он конверт Нулефер, ей буквально пришлось выдернуть его из рук Мариона. Любой предмет, что принадлежал дворцу, поглощал Джексона. Особенно, когда наступила зима. Но правила приличия не позволяли ему первому посмотреть на бумагу, проследить за Нулефер и её мыслями. Понять — помешает она Крылатому обществу или вдруг поможет?
Конверт быстро открылся, Нулефер вцепилась в гладкую хрустящую в руках бумагу, впиваясь глазами в каждое слово. Она не ошиблась. План удался. Королева Эмбер приглашает её во дворец.