Потом вышли на балкон, Зак с чаем, а Ян с молоком, закурили, и снова Ростовских был удивлен неожиданным поворотом в их беседе. Беркутов спросил, и не просто для галочки, а участливо поинтересовался, как протекает адаптационный период. Поделился своими воспоминаниями, насколько ему тяжело и хреново было и как сильно Инна помогла тогда, сама того не сознавая. Зак предложил свою помощь и поддержку, если понадобится, заверил, что тот может рассчитывать на него в случае чего. В таком доверительном ключе протекала их, окутанная сигаретным дымом, неспешная беседа теплым вечером.
Вот и сейчас, сидя в машине, которая везла его на весь уикенд к берегу озера отмечать столь значимое событие в жизни его любимой сестренки, Яна вдруг посетили мысли о собственной несостоятельности в жизни и как следствие невозможности заведения своей семьи. Кому он такой нужен с его-то темным прошлым?.. хотя… здесь даже, скорее, по-другому – вряд ли ему кто-то нужен, чтобы дожить свой век… Конечно, в старики его рано списывать, но и тридцать шесть начинать жизнь с чистого листа не получится. Потому, он и не рассчитывал на что-то большее, чем просто подруга для тела, такая, чтоб не утомляла пустой болтовней. Чем старше человек становится, тем сложнее сходится с людьми. В его случае это началось без поправок на возраст. Если уж совсем откровенно, он всегда мечтал иметь рядом одну единственную женщину, такую, чтоб понимала его с полуслова, с полувзгляда, но, видно, этим мечтам так и суждено остаться лишь мечтами. Однако довольно об этом. Сегодня праздник Инны, и Ян не собирался портить его своей угрюмой от невеселых мыслей мордой.
Шумное застолье перетекло в не менее веселые шутовские конкурсы и пляски. Все веселились, провозглашали искренние тосты и от души радовались за молодых. Лишь глубокой ночью, когда подвыпившие гости стали делиться на кучки по интересам, Ян смог незаметно для всех выйти на пирс, подальше от громкой музыки и наконец-то, оставшись один, спокойно закурить, пуская струи дыма в темное звездное небо над головой. Докурил, но возвращаться не спешил. Засунул руки в карманы джинсов. Чуть откинул голову назад и вглядывался в темную даль над гладкой поверхностью воды. Тонкие руки обняли его за пояс, и миниатюрное тело прижалось к его спине.
– Тебе невесело. Ты устал, – резюмировала сестра.
– Мне было весело, а теперь устали все, – он успокаивающе погладил ее руки.
– Это точно! Мотоциклисты, они такие – гулять – так гулять! Ничего не делают в полсилы. Ты, кстати, часом, не надумал сесть на байк? – Инна выглянула из-за его плеча, пытаясь разглядеть лицо. Ростовских хмыкнул:
– Это не моё.
– А что твое? – ухватилась девушка за мысль, развивая беседу. Ян раскусил уловку сестры, но не был настроен углубляться в описание своих невеселых дум, посетивших его еще днем, и уж тем более не собирался грузить ими виновницу торжества. Он развернулся в кольце рук Инны, и обнял ее за плечи:
– Тебе всегда удавалось выведать у меня все секреты. Еще в детстве, когда новогодние сладкие подарки были припрятаны в шкафу, ты умудрялась выпытать у меня, где именно, чтобы тщательно изучить содержимое пакетов и распланировать, какие конфеты съешь в первую очередь, а какие оставишь на потом.
Инна улыбнулась этому воспоминанию:
– А когда мама замечала, что упаковка раздербанена, ты всегда прикрывал меня и говорил, что хотел украсить ее получше, но … увы и ах!
Они предались тем редким счастливым, где-то проказливым воспоминаниям из детства, усевшись прямо на пирс плечом к плечу.
– Ян, я переживаю за нас… Что будет дальше? – вдруг поменяла тему Инна.
– А я, наоборот, спокоен. Ты в надежных руках. Беркутов умрет, но сделает тебя счастливой…
– Этим-то он как раз меня не осчастливит.
– … так что перестань забивать себе голову всякой ерундой и сосредоточься на своей семье.
– А как же ты?
– И я могу сосредоточиться на твоей семье, только вряд ли ты обрадуешься моему вмешательству, – пошутил Ян.