Ростовских съездил в город, проштудировал литературу по забою мелкого копытного скота и птицы, и теперь был готов к своей кровавой миссии. Теоретически. Он получил добро заняться этим после починки крыши. Больше он не метался по всему зданию в поисках игуменьи. Во-первых, она сама наперед благословила его на любые работы, которые он посчитает нужным провести, полностью положившись на его знания и опыт. А во-вторых, он и так видел ее каждый день за обедом, куда непременно его приглашали. По началу, он пробовал отказываться, чувствуя себя каким-то нахлебником, но его быстро разубедили в этом ошибочном мнении, представив ту скромную трапезу, что он делил с сестрами, как благодарность за его бескорыстный труд. «Вы посланы нам Господом для защиты, заботы и поддержки» – любили говорить они. Первое, конечно, вызывало у Яна спор, но он давно понял, что переубеждать их в чем-то – себе дороже. «Это есть промысел Божий» – на все один ответ. Вот как тут поспоришь? Кроме того, его коза и куры, которые теперь жили в монастырском коровнике, тоже вносили свою лепту в общий котел пищи для стола.
Всех устраивал такой расклад. Ян пробуждался к заутрене – от звона колоколов хочешь – не хочешь, проснешься, завтракал омлетом и свежим козьим молоком, которое по утрам доил сам, пока сестры молятся. Весь день трудился с перерывом на обед, при необходимости мотался в город, и вечером уходил в свой вагончик. Сны с эротическим подтекстом нет-нет, да и мучили его по ночам, но ни одна живая душа не знала об этом. Несколько раз, во время пребывания в городе, он снимал девочку. Та удовлетворяла его орально прямо в машине и слабый отголосок той умопомрачительной разрядки, что чудилась ему во сне, он все же получал.
Ян прислонился плечом к вагончику, застегнул плотную куртку, накинул капюшон и закурил. Холодная осень переодела его в плотные джинсы и теплую фланелевую рубашку. Взглядом прищуренных от ветра и дыма глаз он лениво окидывал бескрайние поля вдалеке, где на горизонте пожухлая желтая трава переходила в тяжелое, затянутое тучами небо серо-стального цвета под стать его глазам. Лиственные деревья обнажились, готовясь ко сну на зиму, и только хвойные упорно тычут свои зеленые иголки в приближающиеся холода. С бесконечных просторов его взгляд переместился на постройки монастыря и нехотя переползал с одной на другую. Зацепился за маленькую фигуру в черном облачении, что возилась на колокольне, и, судя по тому, как она карабкалась по стремянке от одного колокола к другому, она их мыла и чистила. Ростовских покачал головой – все-таки есть что-то деспотичное в их старшей. Ведь надо же в такую промозглую ветреную погоду отправить живого человека трудится в самое продуваемое место!
Он докурил и пошел к себе завтракать. В конце недели привезут стога сена, кровь из носа надо крышу доделать. Долго не задерживаясь, пошел трудиться. По пути в коровник его взгляд снова поднялся к колокольне. Теперь фигура в черном осторожно перемещалась по парапету, который по высоте обгонял стремянку, и омывала колокола с внешней стороны. Кладка башни, как все здание монастыря, была из кирпича, а поверхность парапета по кой-то хрен обшита деревом. Хотя, если проектировал здание тот же человек, что строил коровник, то удивляться такой непрактичности не стоит.
Следующий шаг женщины оказался роковым: подверженное осадкам дерево подгнило и раскрошилось до кирпичика под ее ногой. Она соскользнула и полетела вниз. У Яна сердце ёкнуло, как представил, что останется от рухнувшего с такой высоты тела. Но, пролетев пару метров, фигура застыла в полете, вцепившись в канат от колокола, которым (молодец, додумалась) себя подстраховывала. Громкий удар колокола оповестил всю округу о неожиданной трагедии. Ростовских сорвался с места и помчался на подмогу. Разгоняя удивленных старушек с дороги, он вихрем взбежал по ступеням на башню, уже легко ориентируясь в здании, припечатался к парапету и со страхом выглянул. Твою мать!