Потом мужчины изменили позу, и теперь один брал ее спереди, а другой – в задний проход. Теперь в криках девушки явно звучали болезненные ноты, и кровь от разорванной плоти тоненькой струйкой стекала по бедрам. Жанна покосилась на Господина и заметила легкую дрожь возбуждения. Он слегка прищурился, чуть крепче сжал бокал в руке и область паха под его брюками начала увеличиваться. Девочка, наученная предугадывать пожелания, потянулась к ширинке и, расстегнув молнию, вызволила большой и толстый член. Двумя руками обхватила его и начала ласкать, за что получила одобрительный взгляд со стороны Господина.
Он подал знак, и мужчины оставили несчастную в покое. Ее освободили от оков и… стали нещадно избивать. Она перекатывалась с одного края кровати на другой от хлестких ударов по лицу. Когда упала с кровати, ее избивали ногами. На лице и по всему телу выступили синюшные кровоподтеки. Сорванные голосовые связки порционно выдавали глухие каркающие звуки из недр ее почти сломленного тела.
Жанна больше не воспринимала происходящее адекватно, она снова замкнулась в себе, отрешилась от творившегося вокруг нее ужаса. Это происходило неосознанно, словно сам организм выставлял перед собой барьеры, как панцирь, чтобы не двинуться умом. Она смотрела перед собой и ничего не видела и не слышала. Только монотонно двигала руками, как ее учили.
Господин снова подал знак. Девушку бросили на кровать и опять начали таранить в рот и в проходы, чередуя передний с задним. Девушка безвольной тряпкой подавалась то в одну, то в другую сторону. Ее отчаяние и леденящая душу паника, уступили место сломленной воле и разрушенной надежды хоть на какое-то спасение. В это время мужчина в кресле упивался своей безграничной властью, безнаказанностью, наслаждаясь зрелищем игры с живой игрушкой. Он откинул голову на спинку кресла и, застонав, кончил, забрызгав лицо и руки девочки спермой. Нехотя пришел в себя, лениво открыл глаза и властным движением руки прогнал мужчин из комнаты. Бесчувственную девушку оставили лежать на кровати распластанной тряпочкой в неестественной позе. Господин обхватил двумя пальцами подбородок Жанны, вгляделся в ее лицо и сказал, что жаль портить такую очаровательную мордашку. Затем стер капли спермы с ее губ, наклонился и поцеловал…
* * *
У сестры однозначно нет совести: месяц едва успел пройти со дня бракосочетания, уже поторапливает нести гостевой визит. Ростовских и так зашивался на своих стройках, тут еще и это. Сказать по правде, он бы лучше часок-другой отдыха потратил на свою молодую жену, чем подрываться куда-то в гости, пусть даже к любимой сестренке.
В воскресное утро София испекла пирог, ибо «с пустыми руками в гости негоже», накормила завтраком свое небольшое, но счастливое семейство. Вместе сделали все утренние дела по хозяйству и отправились в недалекий путь. Программу выходного дня Беркутовы подготовили на совесть: обед, затем прогулки по парку, посещение зоопарка, цирка и музея, и ужин. Подросший племянник много времени проводил со взрослыми, и пока Инна накрывала на стол, София нянчилась с общительным Ростиславом. Ян, глядя на них, подсчитывал в уме, сколько дней у нее уже нет месячных, и вполне возможно она забеременела.
– Ну, как, София, не жалеешь, что оставила стены монастыря? – полюбопытствовал Зак.
– Как правило, уход из монастыря, если таковой и случается, сопровождается трудностями и невзгодами мирской жизни, но мне грех жаловаться: заботой и вниманием окутал меня муж мой, не уступающей по силе и надежности стенам монастыря.
– И какого тебе, быть замужем за этаким весельчаком? – не удержавшись, подначил Беркутов.
– Ян очень ответственный и скромный, может принести в жертву свое благополучие радо высокой цели, не чурается труда, относится с уважением к вере своей супруги и в душе очень добрый человек.
– Понял? Не пальцем деланный, – шутливо осадил того Ян.
– Как у вас протекает семейная жизнь? – в свою очередь вежливо поинтересовалась София.
– У нас все спокойно и стабильно. Вот у нашей знакомой с мототусовки в жизни такое творится – врагу не пожелаешь! – сказала Инна и взглядом обратилась к мужу за солидарностью, но тот лишь глаза закатил: