Они еще долго сидели, обнявшись. София обрывками вспоминала о раннем детстве, о жизни в приюте и о существовании в особняке. Слова были путаные, предложения сформулированы не четко. Ей надо было выговориться, выплеснуть из себя все, что тяжелым грузом лежало на ее плечах долгие годы. Ян слушал, не перебивая, гладил голову и плечи, обнимал ее, вселяя уверенность в том, что он всегда будет рядом. Только ближе к вечеру они, изнеможенные, легли спать.
На следующий день приехал Захар. Оказывается, он поспал в другом номере, отогнал байк обратно в город в последний сухой денек, если верить прогнозу погоды, и вернулся за ними. Они поели в номере привезенной Беркутовым провизией и увидели телевизионный репортаж по местным новостям и пожаре в промышленной части города, уничтоживший заброшенный амбар дотла.
– Как Содом и Гоморра, стертые с лица земли Господом за их грехи, – тихо сказала София, и все переглянулись.
Эпилог
Ростовских все же посетил местную больничку. Во-первых, вставить зубы, которых недосчитался после боя. Во-вторых, выправить слишком уж кривой нос, который стал таким опять же после боя. А еще проверил, как срослись ребра, к счастью, нормально. «Я и так страшилище на твоем фоне, куда уж хуже» – как прокомментировал он сам. Но Софию не смущала его внешность, которую теперь украшали новые шрамы. Она любила его за внутреннюю силу.
София пожелала рассказать свою историю Инне. Не в таких подробностях, как ее брату, но она хотела, чтобы близкие люди знали о ней всю правду. Инну, мягко говоря, повергли в шок откровения золовки, но она, как и Захар, приняли ее такой. «Сейчас твои поступки полны неподдельной любви и благочестия, а что было – то прошло».
Долгими холодными зимними вечерами, когда они сидели в гостиной перед камином, Ян, бывало, смотрел на нее и любовался такой красивой, и такой сильной женщиной. Его женщиной. Ее душа рано очерствела, потеряла свою детскую наивность и чистоту, но она не озлобилась, а смогла возродить в себе любовь и сострадание к ближнему, а это много стоит.
София, чувствуя его взгляд, поднимала голову, отвлекаясь от чтения или рукоделия, и читала по его глазам, как сильно он ее любит, как восхищается ею. Дарила ему самую нежную, любящую улыбку, и была поистине счастлива, чувствуя себя дома, под защитой и заботой любимого человека.
Спустя год, проведенный в переосмыслении своей жизни и переоценки ценностей, София забеременела и родила светловолосую светлоокую девочку. Папино чудо, мамину отраду. Назвали ее Марией, в честь мамы Вареньки.
… а взгляд у нее полегчал. Словно дамба открылась, и со слезами вылился весь страх и загнанность, облегчив душу невысказанными за много лет тайнами. Мрачные тени ее тяжелого прошлого, мучавшие ее долгие годы, наконец, отпустили ее. Нужда хранить обет молчания, наложенный ею на саму себя, о своем прошлом отпала, и она стала свободной.