Штерн… Немец он, что ли, подумал Семен и, чувствуя, как его тело радуется чистоте и свежести, бодро направился в свой барак. Непонимание происходящего достигло того уровня, когда терпеть стало трудно, и он решил во что бы то ни стало разузнать у того здоровяка, который дал ему одежду, что же тут происходит.
Войдя в барак, Семен удивленно остановился у двери.
Когда он уходил, в бараке было четверо спящих и еще этот мужик, а теперь на койках сидели и лежали человек тридцать. Каждый занимался чем-то своим, и Семен не сразу понял, что так удивило его. Лишь через несколько долгих секунд до него дошло, что в бараке было по-прежнему тихо. То есть звуки-то были, но как в театре перед поднятием занавеса. кто-то кашлянул, звякнула упавшая на пол ложка, заскрипела койка, один из «курсантов» взбивал тощую подушку, пытаясь сделать ее попышнее… Звуки были, но никто не произнес ни единого слова.
Несколько человек повернули головы в сторону Семена, но тут же равнодушно отвернулись. Семен прошел к своей койке и, сев на нее, уставился в затылок Портному, который сидел на койке и смотрел в окно. Почувствовав взгляд, тот медленно обернулся.
Взгляд его ничего не выражал, не был он ни угрожающим, ни многозначительным, но Семену стало не по себе, и он отвел глаза. Портной тоже отвернулся, но Семен чувствовал, что внимание этого странного мужика сосредоточено на нем, и прежнее беспокойство снова охватило его.
Вдруг на улице послышался дикий крик, и Семен, вздрогнув, посмотрел в сторону двери. Но тут же, обратив внимание на то, что, кроме него, никто не отреагировал, взглянул на Портного, который сидел вполоборота к Семену. Затем нахмурился, встал и решительно пошел к двери.
Распахнув ее, он остановился как вкопанный.
Попав сюда несколько часов назад, он уже успел устать от непонимания и был готов принять как должное все, что бы ни увидел, но то, что предстало его глазам, не лезло ни в какие ворота.
К тому самому кресту, который так озадачил Семена, был приколочен голый человек. Его ладони, прибитые к концам горизонтальной перекладины креста большими гвоздями, были окровавлены, и на землю часто капала темно-красная кровь. Ноги были тоже прибиты гвоздями, но, в отличие от того, как обошлись с Христом, этого человека не поддерживали веревки, и он всей своей тяжестью висел на четырех гвоздях, для надежности загнутых кверху. Руки его задрались наверх, живот нелепо выпятился вперед, а ступни вывернулись так, будто он хотел пробежаться в лезгинке.
Рот распятого был широко открыт, и человек громко кричал от боли и страха.
От креста, переговариваясь друг с другом, удалялись два солдатика. У одного из них под мышкой торчал молоток. Они остановились, тот, у которого руки были свободны, дал другому прикурить, потом мельком оглянулся на крест, и они пошли дальше.
Семен ошеломленно уставился им вслед, потом повернулся в строну барака, но, кроме него, зрителей не нашлось. Он снова посмотрел на приколоченного к кресту человека, но тот уже замолчал и безвольно обвис на гвоздях - как видно, потерял сознание от боли.
Солдатики скрылись за одним из бараков, и Семен, проводив их взглядом, заметил, что на окне того корпуса, где находился кабинет Штерна, шевельнулась занавеска. Семен представил себе, как начальник колонии Штерн наблюдает за казнью, злорадно потирая руки и хихикая. Такое глупое предположение, конечно, никак не вязалось с образом здоровенного рыжего немца, который, безусловно, мог задавить кого угодно собственными руками - силы и жестокости у него хватит, но уж на роль сладострастного маньяка он не годился никоим образом.
Остаток дня Семен пролежал на койке, то задремывая, то просыпаясь от какого-нибудь звука вроде кашля или скрипа койки, и наконец в бараке прозвучал обыкновенный школьный звонок. Зеки - или, как сказал Штерн, «курсанты» - зашевелились и потянулись к выходу. Семен понимал, что хоть он тут и новичок, на которого по непонятной причине никто не обращает явного внимания, он должен поступать как все. А кроме того, по времени дело подошло к ужину, так что он встал с койки, с хрустом потянулся и пошел вслед за всеми. Выйдя на улицу, зеки-»курсанты» сбились в небольшую группу и молча пошли куда-то. И опять - никакой охраны, никаких лагерных строгостей, полная самостоятельность. Семен с опаской покосился в сторону креста, но тот был пуст. Человек, который несколько часов назад висел на гвоздях, исчез. Только темных пятен прибавилось.