Ты в таком же положении: или ты выйдешь из этого дикого убежища — Асотеи, где тебе приходится приземляться, или умрешь.
— Улетай же, птица, улетай в горы… Не к стене по эту сторону горы — здесь для тебя опаснее всего: поднимайся ввысь, освободи вершины, углубись в таинственные горы, там тебе ничто не угрожает, давай лети, исчезни с моих глаз; возьми курс на густые кроны деревьев.
Птица повиновалась мне без возражений: перестав клекотать, она взмахнула крыльями и направилась в сторону стены, потом короткими спиралями поднялась вверх и растворилась в тусклом свете горной глуши. Я больше не тот, кем был, теперь все мои действия предваряет дон Хуан; я научился только превращаться в континент его свободы, где он бороздит бездны, подчиняясь лишь собственной прихоти.
А что же одиночка? Как его зовут?.. Помедленнее, пока что я не скажу вам его имени, хотя знаю, о ком идет речь. Сначала: «кровь агонизирующего тела — это чернила, чернила».
Мы удалимся туда, где одиночества Отшельника позволяют идти по его следам. Снова в Истлан? Есть столько Истланов! Столько печали во всех них!.. Знакомыми путями, по залитым светом площадкам на холмах, по берегам рек, вдоль болот, заросших ивняком, за этими червячками, начиненными фосфором, по следу копыт Единорога, которые заглушают шаги бредущего куда глаза глядят оленя Нантикобе и позволяют ему исчезать в чаще леса; за дымом из хижин, туда, где Никто пасет стадо гор и говорит языком глагола «жить»; к месту, препорученному Богу, Христу, являющемуся везде, на всех тропах моих раскрытых ладоней, карты моего иссохшего сердца, в которое проникает воздух отовсюду, сквозь все лучи и раны, застывшие от ледяного холода следы и линии. Их вычертило на моих ладонях исполненное ужаса поклонение, выпавшая мне судьба. Мы идем за Отшельником, я обещаю.
Пробудиться от сна.
Или подобрать несуществующий труп того, кто во шел в самое сердце пустыни, и вернуться…
— С ВЕКАМИ, ЕЩЕ СУХИМИ ОТ ЗЛОЙ ПЫЛИ ОГЛУШИТЕЛЬНЫХ РЕК МОЛЧАНИЯ И ОТ МЯУКАНЬЯ КОЙОТА - ЛУНЫ
Всегда ощетиненные шипы, горный орел, пернатый змей. Миф. Пепел мифа.
Воплощение эпопеи таинственного Шамана, Святой он или нет.
Отшельника… ты ведь говоришь об Отшельнике?
Да.
А его труп? Где его могила, надгробная плита, мавзолей или кладбище?
Его просто бросили где-то.
Его заманили в ловушку?
Его заманивали лестью, и он предался в их руки; он все знал. Зачем бежать, куда бежать? Шаман всегда внушал им ужас, а его знания — панику.
А если бы его не заставили исчезнуть?
Мы не можем говорить в сослагательном наклонении. Потому что, не случись так, как случилось, истории нашей Мексики была бы другой.
Бойней.
Бойней, которая решила бы ее судьбу, объявленной бойней…
Завоеватель насытился.
А в завоеванном бурлили отвращение и мятежный дух.
Но восстание было остановлено.
Его остановил Шаман.
Отшельник?
Да, он.
А где бросили его труп?
Спроси об этом у него.
Это его тень или он сам?
Он сам. Его тень исчезла вместе с его трупом. Любой шаман сбрасывает с себя свою тень, у него нет прошлого.
А Миф не требует доказательств: только вдохнуть ледяной воздух, а потом снова начать дышать — вот и все.
Его лицо непохоже на лицо трупа.
Так ведь это не труп — это он сам.
Он приближается.
Он идет к нам; он явился на эту встречу, так же как в другой день на другую встречу.
У него нет морщин, он не боится.
Он ведь Святой-Шаман.
Да, он Святой-Шаман.
Ты сядешь на землю или подложить тебе что-нибудь?
Мне не нужны ни стулья, ни шнурки, ни ремни. Я предпочитаю вот этот камень.
Ну садись на камень. Солнце еще не добралось до него.
Почему вы назначили мне встречу в этом месте?
Спорим, тебе скоро придется идти к кому-то другому…
Почему бы и нет? Я могу приходить к любому, кто меня позовет. Я проникаю всюду, как ветер.
Я догадывался, что должно быть именно так. Мы предпочли встретиться с тобой в этом месте, подальше. В этом странном, тихом и знакомом нам месте.
Тебе нужна вода? А может, хочешь выпить?
Нет. Только вода.
Ты будешь ее пить или умоешься?
И то и другое.
Над теми кустами идет дождь.
Я схожу туда, не беспокойся, я схожу к кустам. И воспользуюсь случаем, чтобы помочиться.
Там, где мочится самый главный, мочатся все. Это вызывает симпатию. Отшельник (Хуан Диего) встал и направился к кустам, в которых шел дождь; он прошел через луч света, которым наслаждался, за Отшельником последовал дон Хуан, потом я, потом его черный волк, потом его золотистый волк, а потом и его серый волк. Волк, говорит дон Хуан, улыбаясь. Какое зрелище. Мы возвращаемся на площадку, он садится на камень, солнце уже начинает припекать. Над кустами по-прежнему идет дождь.