*Чак-Мооль — бог Дождя у древних майя (тольтеков). Его изображали в виде лежащей мужской фигуры с приподнятыми головой и плечами и подобранными коленями.
Все это — утонченная бойня диких красок, криков и воплей, пересохших мук, лавы, засохшей на пальцах, как чернила, полированной ляпис-лазури, пущенной на булавки, серьги и брачные ложа. Лазурные ложа защищают глаза, маски — носы, затычки — уши, от глухоты. Их делают из ляпис-лазури, чтобы уничтожить призраки й рассечь — раз и навсегда — столбы дыма. НА ПЛОСКОГОРЬЯХ, НА БЕРЕГАХ МОРЕЙ, В ИХ ПРЕДЕЛАХ, НИКТО НЕ БОИТСЯ НИЧЕГО. ЭТО ЗЕМЛЯ, КОНТИНЕНТ, ОСТРОВ, СВОБОДНЫЙ ОТ ГОРЕСТЕЙ И БЕД, ГДЕ ЦАРИТ УЛЫБАЮЩАЯСЯ ТОНАНЦИН, - ЧТО ОЗНАЧАЕТ КОД СОЛНЦА И ТЕНИ.
Шаман предчувствует опасность… Задумавшись, он отходит в угол. Кто угрожает Тонанцин?.. Шаман взывает; он просит помощи; а прекрасная дама, несмотря на то что она слышит проникновенные призывы своего друга, почитателя и наперсника, не отвечает. Как всякая женщина, она презирает его. Тогда шаман уходит в один из своих тайных уголков, расположенный под Куйей — хлебным деревом. Там он берет плод, высушивает его, измельчает в порошок, похожий на тальк, а потом посыпает себя этим тальком, омывается в нем, чтобы очиститься. Так, весь белый, он снова изучает чары, и стигмат указывает на то же самое, он подтверждает и поглощает его. Проглатывает его. Совершенно определенно: Тонанцин остается совсем немного дней славы.
Мрачные и строгие астролябии стервятников, сидящих на сторожевых башнях, беспокойны. Отчетливый аромат благовоний раздражает глаза и щиплет горло. Это тайна, о которой кричат. Шаман доволен, когда Тонанцин признается ему в любви и приглашает на свое ложе. Однако вместо той, какой была она в молодости, ему является старуха, ее голос едва слышен, она закатывает глаза, ярко-красные и голубые, как вода.
— Да, — молит она, — обними меня, в последнее время мою грудь пронзает молния.
И Шаман обнимает ее, охваченную огнем. Агонизирующую. Скальпель звуков диких рогов и раковин входит в Перигей стенаний, и лишь немногие робко подозревают, в чем тут дело, и предоставляют Шаману делать то, что ему угодно, а сами бросаются наутек, или вешаются на ветвях деревьев, или топятся в речках, или бросаются с утесов. Симптом, о котором дотоле никто не подозревал, — скрытая боль, пронзающая — даже — годы.
В этих горизонтах мира, именуемого Америками, одна-единственная раса была свидетелем Гибели своих Богов и засвидетельствовала ее своей судьбой; эта раса — матка Девы и воскрешение ее встречи; эта раса похоронила Тонанцин и стерла последние предсмертные хрипы Божественного и чудесного Ангела-Бога: Кецалькоатля. Эта раса есть аспид, орел и змея.
По эту сторону морей мы были единственными, кто испытал на своей Живой Плоти Муки, Славу и закат могилы Богов. Святой-Шаман спас нас от катастрофы и повел нас в будущее прекрасной жизни на протяжении последующих десяти тысяч лет, навстречу Видению и возрождению Нового Мира в биении небес Пресвятой Девы Гуадалупской с Тепейякского холма. Все мы несем в себе эту братскую и близкую Гибель наших Богов, заклинаемых, уничтоженных, испепеленных и изгнанных… и Хуан Диего подталкивает нас, запускает нас, как снаряд, в жизнь вечного настоящего Богини-Матери Распятого Христа.
Мы — возрождение Вселенской любви и братства, ни больше ни меньше.
И ВСЕ ЭТО БЛАГОДАРЯ ИНДЕЙЦУ, СЛАВА БОГУ. СУДОРОГИ, ОТГОВОРКИ, КРИКИ, ШЕПОТ, ОБМОРОКИ, ПРЕЗРЕНИЕ, РАВНОДУШИЕ, НАСМЕШКИ СЫНОВ ТЕХ, УЖЕ УШЕДШИХ ТЕНЕЙ. МНОГИЕ ИЗ НАС ТАК НИКОГДА И НЕ ОСМЕЛИЛИСЬ ПОДНЯТЬСЯ ИЗ ПЕПЛА; И ОНИ ПО-ПРЕЖНЕМУ ТАМ, В СЕРОСТИ - БЕЗ ВСЯКОЙ ВЕРЫ, БЕЗ ВОСТОРГА, БЕЗ МЕДА И ПО-ПРЕЖНЕМУ НЕДОВЕРЧИВЫ. НО ВСЕ ОНИ В КОНЦЕ КОНЦОВ ОБРАТЯТСЯ В ПРАХ, ТАК И НЕ ВЫЙДЯ ИЗ СВОЕГО УНЫНИЯ. ЗАВТРА СЕГОДНЯШНЕГО ДНЯ НАСТУПИТ ПОД ЗВОН ЛУКОВ, ПОД ЗВУКИ СТВОЛОМ ПОД ЗВУКИ ДЕРЕВА, СТРУН, ВЕТРОВ, АРФ, ГОЛОСОВ И ХОРОВ. УТРО СЕГОДНЯШНЕГО ДНЯ ВЕРНЕТСЯ НА КОЛЕНЯХ, ЧТОБЫ УВИДЕТЬ, КАК МЫ СНОВА ВОЗРОДИМСЯ С УЛЫБКОЙ НА УСТАХ И ВЫСОКИМ ЧЕЛОМ.
Куда ты ведешь меня, друг? — спрашиваю я дона Хуана.
Мы вместе пройдем каждое из звеньев скелета недвижной Матери.
А мы не можем уклониться от этого начинания?
Не можем.
Почему?
Потому, что иначе мы не поймем самоотречения и боли Хуана Диего и потеряем из виду величие возрождения и пришествия Смуглой Девы.
Ладно, согласен, но зачем торопиться?