Она хочет спуститься на первый этаж и дает понять, что ты должен завершить то, что пишешь… (Ну и дела!)
Какое поведение диктует тебе чувство чести?
Еще одна обитель, — отвечаю я дону Хуану.
Но ни в коем случае — еще одно сокрытие, — серьезно говорит он.
Тень его пальцев может своим осязанием предвидеть движение разорванной завесы, — напоминаю я, имея в ви ду Хуана Диего.
Он нетерпеливо отвергает любую мешающую ему тайну, — говорит дон Хуан.
Но чтобы избежать переливания из пустого в порожнее или хитростей тривиального обмана игры видимостей общественной жизни, голоса стратегии должны имитировать смысл — чтобы была подлинная ясность на этот счет.
В воздухе вибрируют странная легкость и присутствие Хуана Диего; обучение, полученное на протяжении жизни, — это объективно единственное средство сделать следующий шаг.
Это лицо и изнанка. Сокрытие происходит сейчас и тогда. Не важно, кто именно принимает в этом участие, я могу битком набить этот документ какими-нибудь именами, чтобы он выглядел более убедительно, но это означало бы проявить неуважение к той прямой линии, которая просит о вознаграждении жертвенности. Следует понять, что имя Отшельник, или Одиночка, выбрано не случайно. Это состояние согласия Святого-Шамана.
Мы не можем разбить хрустального купола его мозга, потому что, случись это, его присутствие разлетится на мелкие кусочки, а мы станем просто горе-комедиантами. Бессмертный свет Девы превосходит границы мечты. Мы не будем руководствоваться ни авторитетными заключениями, ни результатами углеродного анализа Священного Покрова, который теперь висит в качестве «того самого», потому что если он и вправду тот самый, отлично, примите поздравления, а если нет, то все равно отлично, примите поздравления. Она — это Она. И Накидка — хранит в себе — необыкновенное и достоверное присутствие того, кто передал ее вместе с Эдемскими Розами Ее Сада. У него завет велик и благороден.
ПАССАЖ О ДНЕ, ИДУЩЕМ К ЗИМНЕЙ НОЧИ. «Мост заброшенной железнодорожной станции заскрипел от предчувствий в тот самый миг, когда я появился там.
Я взглянул на пути, еще целые, непоправимо покинутые химерой завтрашнего поезда, который стал просто призраком.
Я заглянул также в инициативу утраченной перспективы, где крайняя точка указывала невозвращение — вечное — этого Зова прочерченного пути. На всем долгом протяжении путей, сплетающихся по всему скелету Америк, столько же покинутых вокзалов и станций, сколько жестокости было вложено в уничтожение призраков.
Желая самоидентифицироваться, мы вынесли века страха без метафизического посыла, без прямой линии, которая вела бы в иной мир, без киля в бесконечном Океане, без собственного острова, откуда мы могли бы ринуться на завоевание самих себя — сильных, осознающих себя. Нам нужно было обрести страсть восторга перед жизнью, коль скоро именно здесь, у нас, произошло Видение Явленного Откровения и с Нею мы лучше, чем без Нее. Устремляя (каждый из нас) взгляд на пути, ведущие к Невозможному, мы признаем заброшенность и запустение вокзалов, где нам следовало бы хлопать крыльями в пространстве. Нужно снова полюбить восторг».
Мост переходит Хуан Диего, пойдем к Мосту, чтобы подать ему руку на середине Моста, а не оставаться такими же беспомощными, занятыми и хилыми, как до сих пор. Мы — храм, Она — Дева, а Хуан Диего — Святой Покровитель. Все это для того, чтобы восхищаться им: он отступает в сторону, чтобы подсказать нам тропу, ведущую наш взгляд прямо к Ее глазам.
Вспомним: в здании заброшенного Вокзала есть теле-графнцй аппарат, который улавливает шаги по Мосту.
Это был очень долгий день. Мы сбились с ног с самого начала. Начиная с того самого момента, как спросили, который час. Начиная с одежды, когда мы принялись искать, что надеть на себя. Начиная с интриги и борьбы, которые нам предстояли. Начиная с того, куда сесть и по какой дороге пойти. Чтб и сколько съесть на завтрак. Кто смотрит на нас. Как мы хотим, чтобы на нас смотрели. Кто судит нас — и кого судим мы. Кому мы подаем знаки, кого зовем, кому назначаем встречи, раскаиваемся ли во вчерашнем дне или помним, что все в нем было непредвиденным. Пожалуй, еще немного, и мы начнем вспоминать свои сны…
Она смотрит на нас. Хуан Диего, Святой-Шаман-дикарь, вынимает свои глаза и благословляет берега, луга, равнины, химеры, благословляет воспоминания долгого дня, идущего к ночи…
Я кашляю. Меня рвет. Я мочусь. Телесные чувства усыпляют душу. Зачарованный, я купаюсь в воде. Я освежаю кожу, однако не понимаю, что речь идет о моем теле и о жизни в новом рассвете нового дня, который, возможно, окажется бурным или скучным, или, может, я поскользнусь на какой-нибудь мрачной могильной плите и упаду, а может, взлечу в воздух, уцепившись за воздушный шарик.