Взгляни на тот столб дыма.
Я вижу его.
Это соседи наших предков, живших за миллион лет до твоего времени, они потерялись.
Но как это произошло?
Дело в том, что они стали разводить костры, и им по нравился один, потом другой, и так они разожгли одновременно семь костров, и тогда их увидел волк, он завыл, разбросал огонь, и они вдруг появились здесь, миллион лет спустя, как ни в чем не бывало. Многие из них до сих пор растеряны и не знают, что они делают в этом мире.
Повседневность дикой жизни повторяется так же, как любой из углов твоих улиц.
А что же с ними будет теперь?
Они немного позабавятся, давай оставим их в покое.
Пусть они будут поосторожнее.
Это удовольствие Шамана. Чистое, жидкое, пышное, воздушное золото. Воздушный фосфор. Золотая атмосфера воздуха.
— Добрый день вашим милостям…
Хуан Диего входит в хижину, стоящую в северной части Пуэблы, далеко, на чудесной горе Мантаррайя, это, кстати, по пути к Куэтсалану.
Они немного испугались. Я говорю «немного», потому что испугаться сильно они не успели. Все произошло так быстро. Можно сказать, что он возник в дверях, перекрыв собой поток холодного предрассветного воздуха, — просто появился, и все. Даже собаки на него не залаяли.
— Заходите, добро пожаловать. Мы только что развели огонь под комалем и собираемся напечь тортилий с перцем.
А потом немного кофе, и покурим душистого гриба тлакуаче, завернутого в зеленую траву. Чтобы этот долгий день на сво ем пути к ночи благословил нас и чтобы сюда не нагрянули ни сильный ветер, ни полиция, ни олень-бабочка, который бродит на воле, и чтобы речные камни не покрылись зеленым мхом, чтобы мы не поскользнулись на них и не разбили себе голову. Проходите, проходите. Вы нездешний? А Хуан Диего, продолжая стоять на пороге, говорит: Я несу с собой плоды рожкового дерева и цветы тыквы, я не су с собой медовую воду и спички. Если я прохожу, я даю и получаю.
Если не прохожу — даю и не получаю. Так мне пройти или нет?
Проходи, чужестранец.
Я не чужестранец.
Нет, чужестранец.
Я не чужестранец.
Нет, чужестранец.
Откуда ты знаешь?
Ты шаман. Только Святой появляется так, как ты.
Проходи и прими.
Привет, негодяи, — говорит Хуан Диего в каком-то роскошном свинарнике на проспекте Санта-Фе, в Мехико.
Привет, негодяй, добро пожаловать в пещеру сорока разбойников.
И он входит в банк. Как дым. В прозрачном шелковом галстуке.
Давай зайдем в эту церковь. — (Время — восемь утра).
Она закрыта.
Мы свалим ограду.
Нет, нет. Давай лучше зайдем в кафе.
Мы свалим ограду.
Пойдем, пойдем. Я знаю, что говорю. Не выдумывай глупостей. Пошли в кафе.
Ладно, пойдем. Только потому, что это говоришь ты. Ты — мой друг.
Колумбийский кофе.
Колумбийский кофе? Пожалуй…
Заказывай что хочешь.
Дайте мне кофе и положите в него побольше шоколада.
Чесночный хлеб. И сырое яйцо, вместе со скорлупой.
Ничего себе завтрак!
Это не завтрак.
Приносят заказ и счет и уходят.
Смотри, — говорит Хуан Диего дону Хуану.
Этот горячий кофе-шоколад я пью медленно.
— Этот чесночный хлеб я крошу, чтобы его склевали канарейки и жаворонки.
На столе появляется целый рой мелких птичек, и они моментально склевывают весь хлеб.
— А это свежее яйцо я кладу себе на ладонь, благословляю его и разрубаю его…
Он берет нож и разрубает яйцо пополам.
— Одна часть — эта Северное полушарие, другая — Южное полушарие, и я глотаю его.
Он проглатывает желток и белок.
— Осталась скорлупа, я соединяю ее, кладу себе на ладонь и плюю на нее.
Он плюет на скорлупу у себя на ладони. Из скорлупы вылетает синяя птица и, освобожденная, улетает через дверь кафе.
Над кустом идет дождь. Мокнет радуга, мокнут животные, и я невольно закрываю глаза, которые вынул у себя; я опускаю их на воздух, дую, и глаза рассыпаются на миллионы и миллионы миллионов мельчайших росинок над пустошью, окружающей место, где над кустом идет дождь…
Это вибрирующий разнобой звуков уже наступившего вечера. Если всякий ангел ужасен, то всякий святой прозрачен. И всякий шаман предощущает себя неожиданно, как будто захваченный врасплох, вот так тонко все это.
Волк Ночи и дня, вожак площадки и звезд. Какая удача, что ты есть у меня, ты объединяешь того, кто идет впереди, того, кто следует за ним, и последнего. Вы двое, мои неразлучные спутники, честь вам.
Никто не выйдет из твоего загона — никто, — ты никогда не теряешь появившихся следов — никогда. Мы никогда не потеряемся — никогда. Мы никогда не расстанемся — никогда. Хуан Диего кует на своих кострах загон, молнии, высоты, впадины, тропу, вожака и того, кто отыскивает следы. Слышится — да, слышится — теперь наоборот: Хааалееее ээээль Миииитхаааб Ууупсааалааа Дааамааасууу-трааа…