— Убежден, что вы понимаете, — сказал я, — что как лицо, ведущее следствие, я обязан доверять фактам. — Володкович согласился. — Факты же таковы, что тень подозрения ложится на всех. На всех людей усадьбы. Даже на вас. — И я высказал свой взгляд на его интересы.
— Поместье родовое, — ответил Володкович, — тут жили мои предки, оно мне дорого. Но сгори оно огнем, чтобы из-за него я дьяволу душу продал.
— А вы с Михалом и Людвигой совещались? Какое их мнение?
— Глупость, — поморщился Володкович. — Они считают, что Северин сам себя застрелил. А я не принимаю — он не мог. Не мог!
— Что ж, господин Володкович, — сказал я. — Наши желания совпадают. Я тоже хочу узнать преступника. У меня к нему есть и личный счет. Надеюсь, вы подскажете всем своим, и особенно Красинскому, проявить откровенность.
Володкович кивнул.
— И последний вопрос, — сказал я, — почему вы мне доверяетесь?
— Бог его знает, почему одним людям веришь, другим нет, — ответил Володкович. — Вы — боевой офицер, кавалер креста святого Георгия. Я так думаю: какая вам честь мстить человеку, уже покинувшему свет… Или за его грехи мне… Да и сложилось, что я вынужден вам рассказывать; я посвящать ни вас и никого другого не хотел. И я чувствую, вы — порядочный человек. Ведь не могут все офицеры не сознавать наших обстоятельств. Я сам служил и убедился: в армии много людей, сочувствующих постороннему горю. Земля слухом полнится, что и сейчас, в нашем крае, объятом мятежом, иные офицеры входят в понимание чужих судеб. Они заслуживают особой благодарности.
XXVIII
Красинский пришел на свидание весьма раздраженным.
— Господин Володкович объяснил мне, — сказал он, — что вы должностное лицо. Это верно?
— Верно, — ответил я.
— Знаете, господин штабс-капитан, я так не умею, — сказал Красинский, — и учиться не хочу. Между нами неприязнь, мой долг вам не возвращен, а вы вдруг себя возвеличиваете, чтобы вопросы мне задавать. Я понял так, что даже предстоит как бы отчитываться перед вами?
— Верно, — повторил я. — Господин Володкович считает, что Северин убит. Вы этому противитесь. Почему бы?
Красинский опешил:
— Как противлюсь! Это его мнение. Мое иное. И никакой связи… Уж не подозреваете ли вы, что я убил Северина?
В ответ я предложил прогуляться. Мы направились к прудам. Выйдя к ним, я спросил:
— Когда последний раз вы видели Северина?
— Позавчера, — ответил Красинский. — Незадолго до вас. Это было в гостиной. Мы распрощались, и они…
— Кто? — спросил я.
— …Северин и господин Володкович ушли.
— А что вы делали далее?
— Людвига плакала — я стал ее утешать. Потом она поднялась к себе, а я вышел в подъезду — там заряжали мортирки.
Пруды и беседка остались позади. Мы пересекли лужайку и пошли кустарником.
— Куда мы идем? — спросил Красинский.
— Где-то тут, — сказал я, — был убит брат вашей невесты. Может быть, возле этого куста или вот здесь.
Красинский равнодушно взглянул на указанное место.
— Скажите, Михал знал, что вы вызвали меня драться?
— Знал. Я просил его быть секундантом. Он отказался.
— Он вас не отговаривал?
— Пытался. Но я не люблю отступать.
— И что он?
— Сказал, что вы меня убьете.
— А где вы ожидали своих секундантов?
— Здесь, в усадьбе.
— Мне кажется, — сказал я, — вы не любили Северина.
— Почему не любил, — смутился Красинский. — Слово какое-то сентиментальное. Хотя вы верно заметили: мне он не нравился. Скучно было с ним, тяжело, всем на свете он был недоволен. Царь — подлец, в правительстве — мерзавцы, дворяне — скоты, а честные люди — только те, что на каторге, да он.
Я повернул назад и стал про себя отсчитывать шаги.
— Тоскливая натура, — продолжал Красинский. — Едем, бывало, мимо костела, он со злобой — "Работает, колдун!", мужики у корчмы дерутся, он "Правительство народ развращает!", лентяй крышу не перекрыл, он "Дворянство, так их и так. До убогости довели народ!". Просто смешно становилось.
И Красинский рассмеялся.
— Что вас еще интересует? — спросил он, отсмеявшись.
"Еще, где находился господин Володкович, когда вы вернулись с просеки!" — "В траурной зале", — был ответ. "А Людвига?" — "Тоже там". — "А Михал?" — "Все вместе. Вы думаете, — усмехнулся Красинский, — кто-то из них бегал в лес стрелять по вашему лекарю?"
— А Михал знает о выстреле? — спросил я.
— Он считает, что приятель Северина развлекался. Мундиры ваши ему в любом случае неприятны. И я так думаю.