— Нахуй бы, — на всякий случай проявил я деликатность.
— Не, Мейсон, реально надо.
— Ну и кого же ты отрыл на сей раз? Чучело Тамерлана?
— Дэ–вющ–ка!
Да он совсем поехал. Тот приснопамятный малый чуть было не прибил нас всего–то из–за пустячного расхождения в вопросах религии. Ну не знал я, что башня минарет священна! Я вообще думал, что народ, в великом множестве бьющий поклоны на площади, прикалывается таким странным манером. Кабы знал — был бы осмотрительнее в сравнениях… Я вообще–то очень почтительный! Ну вот, а тут девушка. Да из–за нее нас точно укокошат. Вам может показаться, что в наше время из–за женщин дерутся редко. Это потому, что вся мировая норма колотушек достается нам с Миком. Ему, честно говоря, больше. Зато мне обиднее. У меня, очевидно, душевная организация тоньше. Но наверняка длиннее.
— Подробнее!
Мик уязвил воздух коварным апперкотом и изволил призадуматься.
— Ну, — сообщил он вдумчиво. — Не Памела Андерсон.
Немного успокоил. Но прибьют нас все равно, будь она хоть трижды НЕ Памела Андерсон. Поверьте, я знаю, я пробовал. Так что я махнул рукой и опять опустил голову на подушку, однако глаз спускать с Мика предусмотрительно не стал.
Фон прекратил прыгать и в мучительных раздумьях ухватил себя за подбородок.
— А помнишь, у тебя была знакомая, вся из себя русская?
Я аж воздухом поперхнулся.
— Какая из?…
— Ну, эта, — Мик произвел серию пальцедвижений, видимо должных обрисовать портрет. — Я еще все никак не мог понять, чего ты в ней…
Убью гада. Ничего святого!
— Нуууу?!
— Так вот тоже нет. Пошли, сам посмотришь. Тут недалеко, а с лестницы можно кубарем.
— Она здесь, что ли?
Можете, конечно, смеяться, но я ж только проснулся!
— Я ее к делу приставил. Завтрак готовить. Завтрак, друг Мейсон — самая важная на дню еда, чтоб ты знал. Хотя, при твоей манере просыпаться к ужину оно тебе без разницы.
Вот гонит. К какому ужину? Я просыпаюсь исключительно к сматыванию удочек, по так сказать производственной необходимости. Тут не до жратвы. Ладно, бог с ней с клеветой — у нас более серьезные проблемы. В лице женщины на моей кухне. Хоть через окно удирай от подобного знакомства. Для обретания своего я предусмотрительно выбрал второй этаж, справедливо рассудив, что никакая неприятность не полезет сюда, не освоив предварительно первый. Правда, как–то не принял в расчет фона, которого такими мелочами, как скрипящая лестница, не остановить. Но второй этаж все равно — круто. Вот только с аварийным выходом проблемы. Помню, в планах было вскопать под окном спальни клумбу, чтобы мягче приземляться, но Мик, которому я с этой целью вручил лопату, понял меня превратно и зачем–то выкопал целый котлован. Сокровища, кажется, искать завелся. К соседям приезжал в гости реставратор из палеонтологического музея Гваделахары, так он вбил себе в голову, что мы тут раскопали останки трицератопса. Три ночи подряд пытался подкрасться и заглянуть, презирая благословенное понятие частной собственности. Прямо не знаю, как они там, в Гваделахаре, обходились, пока его самого реставрировали в окружной клинике. О чем это я? Ах да — теперь, сиганув через подоконник, будешь лететь до старости. Недоработка, однако.
Внизу свистнул чайник. Утих. Мик расплылся в блаженной ухмылке и пинком подогнал мне тапочку. Я поневоле уселся, потряс головой, пытаясь прочухаться. Похоже, расправы не избежать. Ладно, посмотрим еще, кто кого. Вот они и мои домашние штаны. Черные, как душа фона, шириной со штат Огайо и мятые до того, что опознать в них непосредственно штаны можно, только обладая незашоренным разумом. Мои, одно слово.
— Про галстук ты пошутил?
— Да как сказать, — фон повел плечами. — Можно бы и надеть, если, к примеру, он цветом вызывает желание поблевать. Если честно, Мейсон, не хотел бы я быть парнем, на которого она всерьез положит глаз. А ты хоть и очевидный с первого взгляда придурок, но никогда же не знаешь, на что бабы клюют. Так что, если хочешь, могу глаз подбить. В комплекте с твоей истинно гондурасской небритостью должно хватить. Правда, как показывает история, хватает далеко не всегда.