А у двери замер верный Вану. Уловив шум от первого удара своим чутким ухом, он немедленно протиснулся в комнату, готовый прийти на помощь патрону и в ужасе замер у порога, вздрагивая всем телом от каждого методично наносимого камнем по голове Духовного Наставника удара.
Мир Вану перевернулся и встал с ног на голову. Он был сбит с толку и растерян, как никогда в жизни. То, что он только что видел было невозможно, совершенно невероятно. Этого не могло быть, потому что не могло быть никогда. Его маленькая жизнь была безоблачна до настоящего момента. Стратег заметил Вану еще в детстве за особо ценимые им любознательность и открытость ко всему новому и приблизил к себе. Вану тогда дышать боялся от счастья и страшно робел. Но со временем пообвыкся, преданной тенью следовал за своим кумиром и понимал его с полуслова. Сейчас он не понимал ничего. Вану летел в пропасть, падал и падал, с ужасом переживая эту пытку и ожидая ее конца, пусть даже смерти, только скорее. Хоть какой-то определенности, чтобы мир снова стал простым и понятным.
Когда Стратег открыл глаза, юноша все также стоял у дверей, лицо его дрожало, точно рябь на воде. Выражение ужаса, отвращения, недоумения чередовались на нем с такой скоростью, что черты расплывались, будто изображение в кривом зеркале.
«Подойди ко мне, дитя,» – ласково улыбнулся старик, поманив рукой. Обретя хоть какую-то ясность, Вану с готовностью кинулся к патрону, опустился на колени и припал к подлокотнику кресла, словно доверчивый щенок к ногам хозяина. Деймон по-отечески погладил по голове дрожащего юношу. Потом наклонился и ласково поцеловал его в лоб.
Не по-стариковски крепкие пальцы Деймона сомкнулись на его шее и начали сжиматься.
«Сейчас, мой милый. Еще немного. Потерпи, сейчас все закончится. Вот так. Вот и все.»
Полные слез и отчаяния глаза Вану закрылись, руки, царапавшие смертельный узел на шее, упали, тело обмякло и опустилось на пол. Стратег горестно вздохнул. Из его глаз тоже лились слезы, смешиваясь с кровавыми каплями на щеках. Вану, милый мальчик! Ну что же делать? Что же ему было делать? Как ему будет не хватать этих любознательно-восторженных глаз. Но он не мог позволить Заре все испортить, разрушить его мечту, растоптать будущее всех обитателей Дома, сколь бы призрачным оно пока не было. Только он – Стратег знает, куда и как повести за собой людей. На земле осталось не так много относительно пригодных для жизни человека мест. Рано или поздно и другие Стратеги поймут, что Дома – тупиковый путь развития. Да и не развития уже, а деградации. Необходимость переселения назрела. Пока это понимает лишь он, и действовать надо без промедления. Две человеческие жизни – небольшая жертва для благоденствия остальных. Она была необходима.
А теперь нужно навести порядок. Какое невероятно грязное это действо – убийство. И не в смысле душевного потрясения, а в самом что ни на есть прямом. Хотя в мыслях и чувствах, конечно, тоже полный разлад. Перво-наперво – избавиться от тел. Теперь то он знает, как это сделать. То, что годится для живых – мусорные чехлы, то тем более сгодится для мертвых. А дальше щупальце поглотит их без следа. Хватило бы только сил. Как мучительна эта старческая немощь! Просто наказание! Но ничего. Он справится. Должен справиться. Просто обязан.
Чужаки.
«Глянь, Горыныч, чей-то у нее на морде?» – обратился совсем еще молодой человек с неровно пробивающимися пшеничными усами и собранными кожаной тесемкой на затылке в хвост волосами того же оттенка к своему спутнику.
Горыныч – битый жизнью мужик лет сорока, косматый без меры, словно леший и возвышающийся над юношей на добрую голову, осторожно потыкал в голову животного палкой, потом ощупал пальцами и попытался отодрать. Белая плотная масса отошла без труда, изнутри к ней, а точнее в нее, влипли роскошные кисточки с ушей рыси, её длинные усы и кусочки кожи вместе с шерстью.
«На засохший рыбий клей похоже,» – заключил он, понюхав ничем не пахнущую белую массу. – «Куда это она вляпалась? Никак не пойму. Да так неудачно. Видишь, Матвей, эта дрянь ей в нос забилась и пасть заклеила. Задохнулась, поди, красавица.»
Юноша с сожалением перевернул тушу. Шкуру издохшей рыси уже изрядно попортили падальщики большие и малые. Это было досадно. Зимой она бы точно не была лишней. А взять с рыси кроме теплой шкуры было нечего.