Вскакиваем. Протираем глаза, злобно сопим.
- Строиться на улице! - гаркнул плотный прапорщик. Глаза у него на выкате, лицо одутловатое, кулачища как две пудовых гири.
Суетимся, бежим, бестолково становимся в строй.
Прапорщик окидывает нас суровым взглядом и ведёт в сторону казарм. Вваливаемся в душное помещение. С докладом подбегает старший сержант.
- Размести, - рыкнул прапорщик и скрывается в кабинете.
- Значит так, воины, - старший сержант сверлит нас взглядом, - как пушинки взлетели на койки и, чтоб ни скрипа, ни шороха, ни храпа, - в голосе звучит нешуточная угроза.
Солдат в казарме мало, здесь те, кто запозднился с дембелем. Все свободные койки, оказались оголены, на наших матрасах сладко посапывают "деды".
Кровати на редкость скрипучие, едва коснулись, раздаётся истошный скрип и со всех сторон посыпались тумаки, это оказалось настолько действенным, что скоро возникает абсолютная тишина.
Спасительный сон мягко вышибает дух, и улетаю в светлые дали: "Я незнаком себе, еду на Жигулях по каменистой дороге. Вокруг дачные домики, утопающие в густой зелени, а вот выскакивают две здоровые собаки, бросаются на машину, радостно скулят. Вхожу в дом, меня встречает мать: - Уже приехала из Москвы? - с удивлением спрашиваю её.
- Пришлось, собак же надо кормить, - вздыхает она.
С тревогой замечаю, как она неожиданно быстро постарела, совсем старушкой стала, но улыбка всё такая, же тёплая и светлая.
- Мама, я что, сам не могу за них побеспокоиться? - с укором спрашиваю её.
- Ты, очень далеко, сын, - непонятно произносит она.
Внезапно, словно земля уходит из-под ног. Оказываюсь в тёмном переулке, сзади звучит музыка с танцплощадки: "... листья жёлтые над городом кружатся...", а у забора скрючилась рыжеволосая девочка, бросаюсь к ней. Она с трудом встаёт, смотрит мне в глаза, и неожиданно вижу - она взрослая женщина. Её роскошные волосы, искрясь, ниспадают на покатые плечи, а острые груди, словно хотят проткнуть лёгкую ткань одежды, пухлые губы ждут мужской ласки, но взгляд полон тревоги: - Программисты хороши лишь водку жрать, опять напортачили. Как же нам из этого положения выбраться, Кирюша?
- НЕ ПОИ КАМЕНЬ КРОВЬЮ!!! - словно из всего пространства звучит голос и эхом разносится по моему сознанию.
Внезапно словно ухожу в водоворот, я бегу в жутком туннеле, сзади скачками несутся невероятные создания. Они как мумии, пальцы скрюченные, морды, в мерзких оскалах, глаза горят бешенством. Мне необходимо вырваться из тоннеля, там свет и спасение.
- Кирилл, сюда! - меня выдёргивает в какую-то комнату рыжеволосая женщина. Запираем дверь, баррикадируем стульями и столами, а в неё моментально начинаются ломиться, возникает щель, просовываются скрюченные пальцы.
- Врёшь! - злобно кричит женщина и режет ножом себе руку, подставляет под алые струи крови чёрный камень, облепленный доисторическими ракушками. Метаморфозы происходят стремительно, тело искажается, хрустят кости и на моих глазах она превращается в страшного крылатого ящера. Взмахивает крыльями, с яростным шипением бросается из комнаты. Раздаётся визг, скулёж, рычание, удары сотрясают тоннель, монстры разлетаются в стороны, вывороченные и истерзанные её острыми когтями.
- Бежим! - кричит уже прежняя рыжеволосая красавица.
Выбегаем из тоннеля - всё тонет в молочном сиянии, на прекрасных деревцах шныряют разноцветные птицы. В округе, как ни в чём не бывало, гуляет народ - спокойная публика, незнающая, что у них под боком, в мрачных недрах тоннелей, поселилась нечисть".
- Подъём! - в голове словно рванул фугас.
Подлетаю вместе со всеми. Между кроватями прохаживаются сержанты, энергично всех подгоняют.
- Строиться, воины!!!
Поспешно занимаем места в строю. Из кабинета вываливает прапорщик, старший сержант идёт к нему с докладом. Тот со скучающим видом выслушивает, идёт к нам, останавливается, сверлит взглядом из-под нависших бровей.
- Вещи сдать в каптёрку, там же подберёте себе форму, и в темпе! - его трубный голос вселяет страх. - Полвосьмого всем построиться на завтрак! - с этими словами он теряет к нам интерес, грузно переваливаясь с ноги на ногу, уходит в кабинет.
У каптёрки суета, нерусский парень, сержанты его называют не иначе как, Мурсал Асварович, принимает вещи и тут же выдаёт форму. Голова у него, как чугунный казан, брови густые и чёрные, тело крепкое, внушительные мышцы перекатываются под гимнастёркой. Он похож на боксёра, а может на борца, хотя нет, он точно боксёр, нос характерно расплющен.
Вот сейчас наденем форму, погоны голубые, пилотки задвинем на лоб и станем бравыми солдатами. Нас всех посещают одинаковые мысли, но не тут-то было, оказывается у всех без исключения форма не по размеру, следствие этому, несуразно болтается, вид комичный и жалкий. Смотрю в зеркало, но себе не нравлюсь, пугало пугалом, от отвращений хочется сплюнуть. Единственное отличие от всех, не стал брать ремень из кожзама, а одел кожаный - мой ночной трофей. Замечаю, у всех старослужащих, именно такие ремни. А так же, мне не достались новые сапоги, выдали, ушедшего на дембель. Эти сапожки мягкие, голенище гармошкой, каблуки высокие. Хоть в этом повезло!
Все кто приоделся, выходит на плац перед казармой. Кто-то нырнул в курилку, я же прогуливаюсь с видом стороннего наблюдателя.
Не проходит и минуты, ко мне подходят несколько старослужащих: - Не фига ж себе! Откуда ремень?
- "Дед" дал, - решил не входить в подробности.
- Раз "дед", ладно, носи, а сапоги разгладить, каблуки срезать! Понял, дух?
- Разглажу, срежу, - недовольно бурчу я.
- Бегом!!!
Остаток времени лихорадочно выглаживаю голенище утюгом, но складки, так любовно сделанные дембелем, не хотят разглаживаться.
Завтрак в столовой проходит в полном молчании. Каша мерзкая, приправленная комбижиром, мало кто её доел. Сержант посмеивается: - Что, воины, домашние пирожки ещё не переварили? Ничего, скоро будете её так жрать, как чёрную икру на бутерброде.
Зло косимся на него. Он же сытый и здоровый, кашу не ест, нехотя намазывает на хлеб масло, один раз куснул и кладёт в тарелку, наелся.
-Закончили приём пищи, строиться! - рявкает он.
Полк, в который я попал, оказался учебным, в нем готовят спецов по обслуживанию радиорелейных станций. Самолёты летают где-то далеко, их даже не видим, а мы оказались обычными связистами, правда, с голубыми погонами.
Каждый день гоняют: бег подтягивание, снова бег, отжимание от пола, качание пресса и прочее. Народ "сдыхает" от таких нагрузок, но мне наоборот их не хватает, даже начал полнеть.
В один из дней, набираюсь наглости, и иду к командиру роты. Это тот капитан с дерзкими усиками, что "купил" меня за бутылку водки.
- Разрешите, товарищ капитан!
Он отрывается от стола, смотрит на меня с удивлением: - Чего надо, рядовой Панкратьев?
Меня всегда коробит эта фамилия, но уже почти привык.
- Можно мне...
- Можно обосрат...я, - насмешливо перебивает он.
- Извините, разрешите обратиться? - поправляюсь я.
- Обращайся.
- Разрешите тренироваться индивидуально.
- Что так? - с интересом смотрит на меня.
-Жирею, нагрузок не хватает, - опускаю глаза в пол.
Он встает, подходит, смотрит в глаза. Как и прежде взгляд не отвожу: - Однако, - жуёт он губы, - все бойцы загибаются, а этот ... жиреет. Прапорщик Бондар! - крикнул старшину роты.
Тот заходит, как всегда, большой и сильный, глаза навыкате, шея покрыта испариной, кулаки как гири - давят воздух.
- Да, Алексей Павлович? - прапорщик смотрит на меня из-под толстых век, знает, из-за меня его вызвали.
- Что ж вы Лёня, курорт бойцам устроил? Смотри, как хлопец, зажирел.