Для Рэмбо все было важно.
— Сейчас ведь как? Стараются взять в заложники. Особенно черные. А наши ребята охраняют. Тяжелый труд. Адский…
— Каспий?
— Да. Суда он не охранял… Руководство! Иногда только слышишь — «Артем» или другое название… Значит, возможно, предстоит командировка… Сопровождать президента банка!
— Но все-таки решил увольняться…
Чай был в пакетах. Рэмбо не получал удовольствия от «утопленников». Допил с трудом.
— Там что-то произошло. Сын сказал, что его подставили. Знаете, какой сейчас народ…
— Это он?
Небольшая фотография юноши с книжной полки была еще из доперестроечных времен. Длинные волосы по тогдашней моде, чуть искривленная линия носа.
— Я хотел бы с ним переговорить.
— К сожалению, сейчас он тут не живет. Снял квартиру. Уехал на край Москвы…
— Можете дать адрес?
— Он никому не дает. И нам не дал! «Будете опекать!»
— А телефон?
— Телефона там нет. Так что звоните сюда.
— У Москвы вокруг все края… Где же он снял?
— В Косино.
— Что ж! — Рембо поднялся. Поблагодарил.
С «Рыбацким банком» у Неерии Арабова на вечер была назначена разборка. Как теперь писали и говорили: забита стрелка.
То, что Плата расстался с президентом «Рыбацкого банка» отнюдь не по-хорошему, было сейчас на руку «Лайнсу».
«Если мы возьмем его с заложником — на горячем, он сдаст всех…»
…Тихий удар по трубе повторился.
Скромный ветеран отечественного ракетостроения Анатолий Маркович Нахман, начинавший еще в сороковых в довоенной Казани, в так называемой «шараге» — у мало кому известных тогда Валентина Глушко и Сергея Королева, ныне пенсионер, по ночам спал плохо. Валяясь на смятых от беспрестанных ворочаний простынях, в темноте, без сна, с открытыми глазами, он, словно наяву, бродил по ОКБ своей молодости и заводу, разглядывал тогдашние стендовые установки, где испытывали камеры сгорания, работу насосов; спроектированные и сделанные ими своими руками реле времени, датчики давления… В голове всплывали подробности, неожиданные детали, о которых никогда не вспоминал и даже не предполагал, что и они хранятся в памяти. Много забавных эпизодов было связано с горючим, использовавшимся на экспериментальных двигателях «РД-100», «РД-101» и «РД-103». Технарям оно пришлось по вкусу. Расход спирта при испытаниях двигателей и их отдельных агрегатов был слишком велик и не поддавался точному учету. Из этого проистекали многие нарушения трудовой дисциплины. В конце рабочего дня каждого, кто честно трудился, жаловали обычно пятьюдесятью граммами. Это называлось получить спирт «на проверку оптической оси»! После этого ударнику труда давалась команда: «Срочно на выход!» Нахман даже рассмеялся. Прошлой ночью он тоже слышал скребок. Одинокий смех на рассвете прозвучал неожиданно громко в доме, угомонившемся только к утру, вызвав чью-то быструю моментальную реакцию.
Скребок по трубе был едва слышен. Он донесся откуда-то снизу. Через секунду звук повторился. Нахман притих. Наваждением его были мыши… Как кормящая мать, которая не слышит во сне грохот орудий и мгновенно просыпается от шороха в колыбели, Нахман пробуждался от малейшего подозрительного шуршания…
«Но почему по трубе?»
Несколько секунд все было тихо. Затем звук повторился. Это был именно скребок. По трубе тихо провели металлическим. Еле слышно, словно боялись разбудить. Раз. И другой, и третий… Какую бы то ни было закономерность уловить было трудно. Тем не менее Нахман заинтересовался. Было лето, и эффект никак не был связан с жидкостным перемещением в замкнутой системе труб. Скребки повторялись, перемежаемые паузами. Инженер поднялся к окну. Свет не зажег. Под рукой оказалась пряжка брючного ремня. Он осторожно провел пряжкой по радиатору. Прислушался. В ответ раздался легкий тихий скребок. Нахман повторил эксперимент, ему снова ответили. И еще раз. И снова. Случайности быть не могло. За окном раздался звук подъехавшей машины. Новый сосед с первого этажа вышел из «девятки», потом громко хлопнула входная дверь. Было уже утро. Нахман провел пряжкой по металлу. Потом еще… Связь прекратилась. Все утро инженер размышлял о случившемся. В голову приходили романтические варианты.
«Замужняя женщина, чей-то муж… Словно подала знак: позвонила и положила трубку».
Потом он отбросил эту версию.
В последнее время в подъезде происходили странности. В связи с возросшими ценами на подписку из почтового ящика по пятницам стали пропадать газеты с телевизионными программами на неделю. Нахман и к этой проблеме подошел как инженер-ракетчик, экспериментатор. Газеты похищал жилец, чей ящик находился поблизости. Заметив его в отсеке, никто из соседей не мог ничего заподозрить. Кроме того, похититель не был подписан на газету. Нахман узнал на почте список таких людей. Он жил на третьем этаже. Жильцы со второго этажа, не подписанные на газету, были на даче. Другие уже много лет выписывали «Вечерку». На первом справа жил новый жилец. Спортсмен или охранник. Он ни с кем не общался. Газета к нему не шла.
Ночные скребки тоже шли снизу справа…
В обоих случаях в поле зрения возникала одна и та же фигура…
С утра Нахман занял наблюдательный пост у окна. Сосед в течение дня из дома не вышел и появился на улице только вечером. Едва он появился на другой стороне улицы, у венгерского «шопа», Нахман быстро провел по батарее первым попавшим под руку металлическим предметом, им оказалась рублевая монета…
Есть! Снизу ответили!
Инженер быстро спустился вниз, прильнул к двери:
—Алло! Вы меня слышите?
Ответ пришел с другой стороны, с какой Нахман не ждал. Он не заметил двух монтеров с портативной лесенкой, химичивших у телефонного ввода. Они заканчивали работу. Спешили.
—Чего тебе, отец? Из какой квартиры? Связь барахлит?
Вышли из коридора вместе. Поднялись на третий этаж. Нахман путанно объяснил свои подозрения…
Из оврага донесся громкий лай. Несмотря на поздйий час, там и сейчас выгуливали собак.
—Пошли!
Штурмовая группа «Лайнса» двинулась из крохотного сквера за домом. Чуть дальше темнел длинный овраг. Его обживали ребятишки и собаки. Рэмбо шел первым номером.
—За мной Игумнов. И капитан. Вопросы есть?
Снаружи было тихо. Темно. Окна плотно зашторены. У подъезда никто не встретился. Вечерами народ предпочитал сидеть у телевизоров. На лестничной площадке свет уже не горел. Секьюрити — все как один в темных спортивных костюмах — опустили на лица вязаные, с прорезями, черные шапочки.
—Сюда…
За дверью слышалась сбивчивая речь, смех. Там работал телевизор. Рэмбо щелкнул зажигалкой. Чуть повыше, прямо перед ним висел ящик с электросчетчиками и пробками.
—Все! Финиш!
Телевизор умолк. Несколько минут стояла полная тишина. Потом раздались негромкие шаги. И все снова умолкло. Стоя за дверью, человек проверялся. Неожиданно послышался мягкий поворот ключа. Дверь открывалась внутрь. Ничего не было видно.
Рэмбо — сто с лишним килограммов чистого веса — внезапно легко бросил себя вперед. По силе это можно было сравнить с ударом грузовика. Раздался шум падающих тел. Игумнов и капитан с наручниками с двух сторон навалились на лежавшего внизу, по-ментовски выкручивая руки и волоча в прихожую, с глаз соседей. Все были уже в квартире. Вспыхнул свет. Невыключенный телевизор сразу же заорал, ему скрутили горло. Рэмбо на секунду припал к косяку плечом. В темноте он крепко задел о притолоку.
— И на старуху бывает проруха.
— В ванной на полке йод…
Рэкетир — светловолосый, в камуфляже, в туристических ботинках — был похож на свою юношескую фотографию, которую Рэмбо видел в гостиной Мадам. У него было чуть асимметричное лицо, крупный, с перебитой спинкой нос.
«Плата…»
До того, как погас свет, он сидел перед телевизором с книгой.
—Да ладно… — Рэмбо только поежился.
Как президент ассоциации, он мог не идти первым в группе захвата, но тогда он не был бы Рэмбо. Все обошлось. Рэкетир оказался вооруженным. Рэмбо разрядил отобранный в схватке «ТТ», ссыпал в ладонь патроны. Бросил в угол. Из второй комнаты уже вели Рахмона-бобо. Худой плешивый старик — пиджак на голое тело, трусы, ноги тонкие, как у ребенка… Он таращился на вломившися в квартиру людей. Рот старика был прихвачен липкой лентой.