Косолапов все это прекрасно видел, понимал, но мало что мог поделать. Сердцу не прикажешь. Так что где-то в глубине души Иван надеялся: разведчик все-таки переменят решение - оставят с собой. А там Косолапову уже виделись подвиги, бесчисленные поводы для геройства. 'Уж если не орден, то медаль можно заслужить, а с медалью-то ого-го!' - справедливо рассуждал Иван. Правда возможности свои оценивал трезво, но попытаться все-таки хотел искренне. Наверное, именно из-за отлучение от права на подвиг в душе рядового и разродилась тоска-печаль.
Невольно стараясь развеяться, отвлечься от мрачных мыслей, Косолапов повел взглядом вокруг. Невольно внимание привлек напарник. Размеренно, с поистине механическим автоматизмом, работал лыжными палками комендантский лейтенант. Иван исподтишка наблюдал за напарником всю дорого - и ни разу не заметил существенной перемены в поведении либо выражении лица. Осиротевший комендант наглухо замкнулся в своем горе. Все эмоции, все мысли перекипали внутри, снаружи оставалось место лишь маске безразличия, холодности.
Двое немцев также не проявляли энтузиазма, что, впрочем, вполне естественно. Однако, в отличие от холодного равнодушия лейтенанта, в каждом жесте, в каждом взгляде пленников сквозила мрачная обреченность. Улавливая на себе осторожные редкие косые взгляды, Косолапов отчетливо приметил выражение глаз. Это ни с чем не могущее быть перепутанным выражение загнанного и отчаявшегося зверя.
Пленники вяло, с явной неохотой работали палками, лыжи скользили по снегу едва-едва. Почти через каждые пятьдесят - сто метров Ивану приходилось ощутимо сильно подталкивать немцев в спину стволом автомата. Пока что такой стимул действовал безотказно.
Оглянувшись вновь по сторонам, Косолапов чуть приотстал от пленников. Не спуская немцев с прицела, Иван глянул на часы, сверился с компасом и картой. Судя по всему, до места встречи оставалось чуть больше полутора километров. Если верить карте, а оснований для сомнений пока не возникало, то майор Чемезов должен ждать 'курьеров' на окраине небольшого дачного поселка. Лишних глаз зимой там оказаться не должно, а ориентир вполне заметный.
Иван с определенным облегчением вздохнул. Как бы свысока не старался относиться к происходящему, как бы не абстрагировался от незавидной роли конвоира, волнение все же присутствовало. В конце концов для порядочного человека любая ответственность волнительна, особенно когда нет опыта в доверенном деле. А сейчас от успеха операции зависела ни много ни мало - судьба бригады. Ну, если не так громко, не целиком, то в значительной мере. Хотя, вполне могло оказаться, что и полностью, и целиком. Так что, оставляя место человеческим слабостям, Косолапов ни на секунду не позволял себе небрежности. Лишь только предвосхищение скорой встречи с Чемезовым слегка приглушало волнение.
Однако, увы, Иван не знал - не мог знать, что произошло в бригаде. Не мог знать, что 'чекист' опоздает на встречу. Эти несколько минут томительного ожидания, а после и затравленных метаний стоили Косолапову множества нервов. И не только, хотя об этом ни Иван, ни лейтенант напарник, ни даже Чемезов ещё не догадывались, чего ещё...
... Чемезов появился из темноты внезапно, словно черт из табакерки. Или, что вернее, учитывая белоснежную маскировку, подобно привидению без моторчика. К этому моменту Косолапов совсем было отчаялся. Предполагая худшее, рядовой передумал обо всем: от того, что по ошибке перепутал место и вплоть до угодившей в засаду бригады.
Появившегося из рассветных сумерек майора Косолапов от избытка чувств хотел было встретить радостным приветствием. Но вовремя удержался - интуиция буквально ором, благим матом просигналила, что не стоит. А уже различив наконец черты лица Роберта, Косолапов понял, как предусмотрительно поступил.
Черные тени легли под глазами, заострились скулы, короткая, невозможная для вечно подтянутого офицера щетина. До невозможности мрачный, майор производил впечатление готовой от малейшей неосторожности сорваться пружины. Причем, похоже, ищущей повода сорваться. Косолапов, проявляя чудеса проницательности, повода не давал.
Майор мрачно обвел взглядом исподлобья своих и пленников. Будто бы мысленно приговаривая: 'Ну же! Дайте повод! Хотя бы намёк!' Немцы, определенно не лишенные инстинкта сохранения, непроизвольно сжались: голову втянули в плечи, ссутулились, прижали руки к туловищу - даже, кажется, слегка присели.
Так и не найдя мишени для выплеска эмоций, Чемезов сдержался. Дернув щекой от досады, майор лишь небрежно махнул рукой и первый двинулся вперед. И тут началось...
Вероятнее всего немцы в поселке оказались шальные. Если бы волкодавы, пущенные по следу либо за разведчиками из города, либо засекшие Чемезова, то, вероятнее всего, предпочли проследить да самого расположения. И ушли после незамеченными. А ударили бы не автоматными очередями - точным ракетным залпом.
Так что пусть немного, а повезло. Немцы, численностью около взвода через оптику камер разглядели своих пленников и лишь троих советских. Конечно, при подобном численном превосходстве не возникло и мысли о неудаче. Какие могут быть колебания?! Молодой младший лейтенант наоборот - обрадовался. И, боясь упустить возможность выслужиться, ринулся в атаку. Перед этим успев мельком, парой фраз передать в город: 'Обнаружены диверсанты из города. С ними двое пленных. Принимаю попытку задержания...' Ответ офицер уже не слушал. Сейчас его волновало лишь одно: вперед, скорей вперед!
Чемезов, несмотря на мрачную отстраненность, первым почувствовал неладное. Сработали доведенные до автоматизма за годы тренировок рефлексы. Даже не осознавая, что делает, Роберт вдруг разом напрягся, обратившись лицом в сторону опасности. Каких-то пары долей секунды майору оказалось достаточно, чтобы оценить обстановку. Крест накрест окинув местность взглядом, Чемезов рывком подскочил к стволу крупного дерева. Падая на грудь, Роберт проворно сорвал с плеча винтовку, передернул затвор.
Ничего не понимающий Косолапов поразился до глубины души. Только что майор спокойно вышагивал впереди колонны, мерно работая палками. И вот уже он лежит на снегу, раскинув лыжи в стороны, словно заправский биатлонист. Причем не просто лежит, а что-то тщательно выцеливает.
Встрепенувшись, Иван вдруг осознал, что из-за нахлынувших размышлений совершенно пропустил мимо ушей остерегающий окрик Чемезова: 'Ложись! Быстрее!! Враг на девять-один!'
Сержант ещё только пытался осознать, что происходит, когда слева - со стороны поселка - сумерки озарились короткими алыми янтарными всполохами. Через несколько сотых секунды подоспела сухая трель выстрелов.
Косолапов буквально опешил, потерял ориентацию. Происходящее вдруг стало восприниматься короткими несвязными рывками. Ожесточенно отстреливающийся Чемезов. Майор стрелял одиночными - аккуратно и деловито, однако при этом на изможденном лице проступила торжествующая злорадная гримаса.
Рывок, всполох. То ли от глупости, то ли от страха, пленники, радостно выкрикивая что-то по-немецки, бросаются по кратчайшей к поселку. И неизбежно попадают под обстрел. С глухим, чавкающим звуком пули ударяют беззащитную плоть. Разогнанный, чтобы убивать, свинец не видит разницы между своими и чужими. И алчно ищет любой жертвы. Из плеч и спин бегущих вырываются мелкие кровяные фонтанчики. На фоне защитных серых маскхалатов и свежего снега кровь кажется багрово-черной, угольной. Ноги подгибаются, уже бессильные нести прежнюю ношу. Изувеченные тела безмолвно оседают на землю...
Еще один рывок. Снова Чемезов отстреливается, теперь уже на пару с лейтенантом. В отличие от майора, напарник стреляет безо всяких эмоций - словно приставленный к винтовке механизм. Ни одна черта, ни единый мускул не дрогнет на застывшей маске лица.
Всполох, рывок. Фигуры вдалеке вырисовываются контурами из сумерек, становятся как-то ближе. Пули свистят, оставляя за собой на краткий миг слабые огненные полосы, размазанные трассы. Наконец Иван приходит в себя. Непослушные руки неумело пытаются стянуть с плеча автомат. Косолапов даже успевает припасть на колено.