Выбрать главу

      Кузнецов прекрасно чувствовал: люди, не знавшие жестокой правды сражений, избалованные роскошью мирных лет, подавлены. Надежды, мировоззрение, прошлая жизнь - безжалостно отрезала, отбросив прочь, война. Все в прошлом: смято и отброшено, словно беззащитный бумажный самолет порывом грозового ветра. Как и век назад, теперь навсегда будет мир 'до' и 'после'.

      Каким сильным, преданным и отважным не будь человек - не под силу ему избежать потрясения. Скорее наоборот: кто в ответе за многое, честный и справедливый - лишь крепче ощутит роковой удар, разделяя общую боль. И взвалит без жалости на хребет общую ношу.

       Да, Кузнецов понимал это. И потому в первых же словах к бойцам без колебаний заявил о готовности судна продолжать бой. А вот о сложившейся на фронте обстановке умолчал. Крайне сомнительный, конечно, поступок. Но с точки зрения долга и здравого смысла верно: эсминец действительно способен выполнять ограниченный набор функций, в основном сводившихся к неподвижной обороне позиции и стратегической атаке атомным оружием. Для себя адмирал решил, что в крайнем случае постарается добиться сближения к вражеской крепости или линкору любыми средствами. Чтобы хоть напоследок нанести могучий, неотразимый удар отомстив за вероломное нападение. Одна радость - впавший в анабиоз эсминец будто плащом-невидимкой укрылся от противника. Во всяком случае большей маскировки достичь вряд ли возможно: реактор изолирован и заглушен, электроника вырубилась безвозвратно - так что в любом спектре 'Неподдающийся' выглядит как большое черное пятно на черном же фоне. Да и, покидая состав учений, Кузнецов увел корабль достаточно далеко. И координаты нахождения передать не успел. Теперь противник, даже сумей он взломать базу советского ВКФ (а после удара неизвестным оружием по системам жизнеобеспечения в столь огромном, невероятном диапазоне приходится полагать худшее), ничего не обнаружит. И это очень большой плюс в довесок к почти отчаянной ситуации.

      Что до начала войны, то тут информация остается крайне скудной. По-сути, в распоряжении имеются лишь данные, предоставленные полковником Фурмановым через Геверциони. Безоговорочно доверять им без предварительной проверки не следует, а нового ничего пока нет.

      Только вот по-правде Кузнецов понимал, что лишь отсрочивает неизбежное. Глупо рассчитывать, что лишенный возможности маневра, корабль способен вести хоть сколь-нибудь серьезный продолжительный бой. Да и видеть в словах Юрия дезинформацию или неверную трактовку ситуации просто глупо. Дурные вести чаще всего грозят обернуться правдой. Да что говорить! Чего-то подобного подспудно опасался и сам Кузнецов, и весь генералитет задолго до маневров...

      Но пока нет определенности, чувствуешь себя как за ноги повешенным. Или слепым на краю обрыва. Неопределенность давит на психику сильнее паники. И ни какой возможности нет полную изоляцию прорвать: связь безнадежно умерла вместе с вычислителями. Молчит даже Земля - причем вся; по всем волнам эфира только отчаянный треск. Прямо сиди и жди, как фикус в горшке: польют или выбросят?

      За неимением лучшего по предложению Геверциони направили группу наблюдателей с оптическими ручными наблюдательными приборами к обзорным площадкам и иллюминаторам. Какова ирония! Выбравшись в космос, человек вновь вынужден вернуться к средствам, не изменившимся со времен античности. Да и высматривать придется антрацитово-черные корабли, которые созданы были с расчетом максимальной скрытности от передовых систем наблюдения! Идея использовать оптику с точки зрения современной техники абсолютно бредовая, но, увы, единственно доступная. Да и терять нечего. Остается лишь надеяться на репутацию контрразведчиков: Геверциони и команда несмотря на зловещую славу ГБ во всем флоте пользуются репутацией профессионалов по нестандартным решениям, которые часто удачны и своевременны. Или даже единственно верны.

      Потому, скрепя сердце, старшие офицеры поспорили малость - и благословили группу в дозор. А что ещё делать-то? Де-факто, окончательное решение зависело не от них, а от адмирала. Но не хотел Кузнецов с первых же минут затевать очередную смуту среди своих на почве ведомственной принадлежности, потому и приложил максимум усилий, чтобы задавить вражду в зародыше. Вестей от посланных в дозор, впрочем, тоже нет до сих пор...

      - Товарищи офицеры, - решительно нарушил молчание Кузнецов. - Вам известна имеющаяся информация как о происходящем в целом, так и о ситуации на 'Неподдающемся'. За неимением большего, предлагаю выработать решение по имеющимся данным. Кто хочет высказаться?

      Кузнецов обвел присутствующих взглядом, стараясь угадать - решиться кто-нибудь стать первым или придется по традиции брать слово младшему по званию.

      - Разрешите, Александр Игоревич? - спросил, подняв руку, майор Березин - начальник бортовой залповой артиллерии. Кузнецов кивнул, разрешая офицеру продолжать: - Товарищи. Как говориться, своя рубашка ближе, а потому начну с положения подопечных. На настоящий момент реакторы заглушены и большая часть энергии тратится на охлаждение их и обшивки. Батареи для систем залпового огня заряжены полностью. Однако их при средней интенсивности огня хватит на минут пять, а дальнейшая подзарядка от дизелей невозможна. Если экономить - можно увеличить срок почти вдвое - только для боя это все равно копейки. Кроме того, из-за остановки центрального ствола компенсировать инерцию огня нечем: придется жертвовать точностью либо темпом.

      Подытоживая, хочу сказать: считаю, что в сложившихся условиях продолжать выполнять боевую задачу 'Неподдающийся' не может. Если в течение одного-двух дней не будет налажена связь с ЦУПом или флагманом, полагаю единственно возможным экстренно приземлять корабль. У меня всё... - Березин смело выдержал взгляд адмирала, остальных офицеров, затем решительно опустился на стул.

      - Благодарю... - протянул Кузнецов, растягивая гласные и продолжая мысленно прикидывать варианты. - Кто следующий?

      - Александр Игоревич, товарищи офицеры, - взял слово майор Арновский. - Первым делом хочу возразить поспешности майора Березина. Прежде чем говорить о технических возможностях корабля, следует уточнить позицию техников. Если ремонт возможен и будет осуществлен в ближайшее время, о каком приземлении может идти речь? Да и в любом ином случае, разве это не откровенное дезертирство?...

      Арновского прервал возразивший с места начпотех подполковник Ларионов, имевший вид издерганный и раздраженный:

      - Хотите? Пожалуйста, вот вам мнение техников! По предварительным данным, ремонт вычислительной инфраструктуры невозможен. В принципе невозможен. Ну вот хоть на пупе извертись! Причем я имею в виду технику полного спектра: от центральной вычислительной системы корабля до мобильных переговорных устройств. Все, что имеет в составе процессор, электронику - перегорело и не подлежит замене. Потому, что заменять не на что. Во-первых, опытным путем мы проверили - те запчасти, что остались исправны, мгновенно выходят из строя после установки. А во-вторых, центральная сеть настолько подверглась износу, что даже в идеальных условиях подлежит замене более чем на семьдесят процентов - и это ещё по оптимистическому прогнозу.

      А что до дезертирства, полагаю вы заблуждаетесь. Иначе следует назвать дезертиром любого спасающегося с терпящего бедствие корабля или подбитого самолета.

      - Благодарю, хотя и не могу сказать, что рад данным ваших техников, Владимир Александрович, - майор Березин не изменился в лице и не выглядел сколь-нибудь обескураженным внезапным отпором. - Что до технической стороны, мне остаётся только надеяться на лучшее. А в вопросе дезертирства я остаюсь непреклонным. В конце концов мы сейчас не барахтаемся каракатицей на орбите. Нет, мы говорим, что можем с относительно низкой, но эффективностью вести огонь - и это ещё без ремонта или хотя бы некоторой оптимизации. Да и вывести корабль в космос вторично, будучи однажды приземленным, не представляется возможным, поскольку финальная сборка осуществлялась на орбите, как и у большинства. Итого, если отступим - флот навсегда лишится нашей боевой мощи. Сравнение же с терпящим бедствие кораблем или самолетом считаю неприемлемым. При всех потерях мы по-прежнему боеспособны и обладаем скрытым резервом в виде основного калибра, то есть способны нанести противнику мощный удар. Если же ситуация позволит, корабль может дождаться прибытия подмоги.