С первым же ударом сердца сработали годами вымуштрованные рефлексы: без лишнего движения Геверциони попросту взметнулся на ноги. Всё тело пронзили будто десятки электрических разрядов. Самоуничижительные мысли 'Как же так! Пропустил, проворонил, идиот!!' испарились - сознание сделалось ясным и чистым, словно рассвет над одетой льдом рощей в погожий час. Нервы натужно дрогнули, мышцы свело от переполнявшей, жаждущей выхода силы. Ускоряясь, Георгий рванул к выходу. Уже через несколько шагов фигура его со стороны размылась контрастно-ярким пятном, растянулась прерывистым шлейфом. Не теряя зря времени, Геверциони выверенным движением сорвал с плеча Вадима автомат. А после ногой - не до сантиментов! - оттолкнул парочку подальше от двери. Мир вокруг вновь продвинулся вперед, но Георгий успел. Неслышно щелкнув предохранителем, передернул затвор. Увы, ни подствольного, ни даже штыка нет. Учитывая мизер патронов, Геверциони приготовился после короткой перестрелки нырнуть в рукопашную. Для этой крайне негуманной акции как нельзя кстати удержавшийся на поясе скафандра нож - короткий и бритвенно-острый. Чудом выдержавший смертельный марафон на орбите.
Когда створки неспешно поползли в стороны, время для Георгия и вовсе замедлило бег, стало вальяжным, неповоротливым. Словно в замедленном просмотре. Притаившись, Геверциони напряженно вглядывался в осветившийся проем, подстраивая темп под удары сердца. Когда внутрь бота шагнула первая рослая фигура, лишь чудо удержало генерала от выстрела. Бивший в глаза янтарно-белый свет едва позволил рассмотреть, что вошедший не вооружен.
Смахнув с головы снег, вошедший поднял непринужденно дохнул паром. Чуть дрогнул с мороза. А после, внезапно прищурившись и поводя головой по сторонам, поднял руки вверх, крикнул:
- Не стреляй, Саид!
Чертыхнувшись, Геверциони, не опуская оружия, коротко бросил в ответ.:
- Иван Федорович, твою же ж мать! Ты что, смерти дожидаешься?!
- Узнаю стервеца, - беззаботно откликнулся Ильин. Не без одобрения, явно.
- Ты бы лучше скомандовал, чтобы бойцы медленно вошли и 'зажигалку' в глаза не тыкали...
Обернувшись, Ильин только сейчас заметил, что прямо за спиной по-прежнему горит химический осветитель. Полковник только раздраженно вздохнул. Теперь причина справедливого негодования Георгия очевидна: за ярким сиянием даже неистовствующая снаружи вьюга несколько выцвела, потерялась.
- Боец Косолапов! Я кому приказывал не светить? Притуши-ка факел от греха...
Когда огонь наконец потух, темнота на миг затопила капсулу, оставив единственным различимым пятном прямоугольник открытых створок. Сквозь который внутрь наотмашь хлестал снежный бич, протягивал жадные лапы смертельный мороз.
- Да заходите уже! И закройте дверь наконец! - крикнул Георгий, не заметив инициативы со стороны гостей. - Тут и без того достаточно неуютно.
Те, после заминки со светом, видно от смущения, продолжали нерешительно переминаться на пороге. Даже полковник Ильин не стал исключением. И только слова генерала растормошили.
- А что за Иван Федорович? - внезапно прозвучал в напряженной тишине голос Раевского.
- Крузенштерн! Человек и пароход... - огрызнулся Геверциони, ожесточенно лязгнув предохранителем. - Заходите на огонек, гости дорогие...
Только сейчас Георгий позволил себе окончательно расслабиться. Бурлящая через край энергия привычно утихла, оставив гнетущий груз тяжести. Автомат внезапно стал неподъемным. Кажется не осталось сил даже, чтобы просто более-менее ровно устоять на ногах. Сердцу требовалась передышка после тяжелой - на износ - работы, и билось оно теперь медленно, тихо-тихо. 'И вечный бой...' - тоскливо усмехнулся Геверциони совей минутной слабости. Нет передышки на войне, как говорил английский классик (Д.Р. Киплинг, 'Пыль' ('Пехотные колонны') - '...И отдыха нет на войне солдату'). Значит, нужно подниматься и продолжать идти. Опять, опять, опять... Со стороны, впрочем, секундной слабости генерал не позволил никому разглядеть.
Когда створки наконец с тяжёлым вздохом сошлись, в тусклом аварийном освещении Геверциони наконец сумел различить вошедших. Первый, само собой, уже беззаботно улыбающийся Ильин. Трое младших бойцов и следом рослый, поджарый полковник - его Георгий приметил еще на борту 'Неподдающегося', но до личного знакомства не дошло. Теперь выпал шанс. И сразу же в глаза бросилась запоминающаяся внешность офицера. Словно шагнувшего в настоящее прямиком из времен античности. Четкие, резкими штрихами очерченные линии скул, высокие виски, увенчанные ранними залысинами. Годами полковник явно ненамного старше самого Геверциони: несмотря на редеющие, щедро тронутые сединой волосы, морщины успели пока лечь лишь в уголках вечно прищуренных, глаз. А взгляд выдал человека явно умного, опытного. Не лишенного, впрочем, некоторой подозрительности и склонности отстаивать мнение несмотря на чины и заслуги. Что, как справедливо считал Геверциони - в отличие, увы, от подавляющего большинства генералитета - скорее достоинство.
Бойцы почтительно замерли в стороне. Хотя и без того Геверциони сумел-таки разглядеть в числе гостей недавнего защитника Соболевской. 'Вот ведь как!' - только и осталось подумать. Тем временем Ильин со вторым полковником подошли, поздоровались по форме. Ильин, просто козырнул и первым протянул ладонь. Отдав честь другой офицер представился Алексеем Тихоновичем Лазаревым - командиром второго десантного полка. И Геверциони не мог не отметить, как верно оказалось первое впечатление. Уверенные скупые движения, рубленная резкость слов, стремительность взгляда - так, наверное, и должен выглядеть римский центурион. Разве что нет доспехов, щедро обагренных ещё горячей, дымящейся кровью и оружия, иссеченного тысячами язв, зазубрин. Но и частой сети белесых шрамов довольно.
Глубоко вздохнув, Геверциони решительно оттолкнулся от перегородки. Внешне небрежно, но на деле за легкость пришлось заплатить. Свинцовая тяжесть накрыла волной - сильнее сжаты тиски: стальной обруч на висках горит все злей. Но не время. Для слабости - нет, и ещё долго не будет его. Не позволяя окружающим разглядеть слабости, генерал запретил себе неосторожные жесты. Как ни в чём не бывало Георгий приступил к делу. Параллельно с тем ломая об колено официозный дух: в своем привычно стиле сосредоточенно - до хруста потянулся - расправил плечи. Даже слегка встряхнул головой - словно промокший пес. Элегантно улыбаясь, поинтересовался:
- С чем пожаловали, товарищи полковники?
- С делегацией к тебе, товарищ генерал-майор, - отрапортовал Ильин, встав по стойке смирно. - Разрешите обратиться?
Мгновенно разгадав игру Геверциони, хитрый полковник не упустил шанса ответить симметричной колкостью.
- Разрешаю, разрешаю... - ответил Георгий. Не желая превращать обсуждение серьезных вещеё в бюрократический фарс, генерал немилосердно расправился с формализмом.. Нет ни сил, ни желания разбираться в кружевах словесных и в складывающейся обстановке одновременно. Ильин, впрочем, тоже не против такого подхода. Что не замедлил обозначить одобрительным едва заметным кивком. Но доклад счёл нужным продолжить по форме:
- От лица офицеров эсминца 'Неподдающийся', прошу вас временно принять на себя обязанности командования 137-й гвардейской десантной бригадой.
Тысяча мыслей за короткий миг пронеслась в сознании Геверциони. Хищно прищурившись, генерал пристально впился взглядом лицо Ильина.
- Это серьезно?
- Серьезней некуда... - ответил полковник, выдерживая взгляд. Черты заострились, лицо помрачнело. - Из старших офицеров в строю только я и полковник Лазарев. Есть еще, конечно, полковник Гольдштейн - военный медик, но он по определению на эту должность не подходит.
- А что с Кузнецовым? Стоит ли огород городить? - спросил Геверциони, внутренне готовясь к худшему. При этих словах полковники мрачно переглянулись, но не ответили. Воздух разом наполнился тревожным, напряженным молчанием. Уж больно нехорошее молчание. Переводя взгляд от одного к другому, Георгий пытался понять, насколько ситуация паршива.