Но внезапно возникший хаос спутал все планы. Когда за два часа до начала маневров разом отключилось ЭВМ и вычислительные сети, сразу же следом - вся инфраструктура энергетического комплекса, народ вышел на улицы. Успокоить людей и не допустить паники удалось чудом - во всяком случае в СССР, поскольку данных о происходящем в мире практически не было. Телефоны оказались обесточены, радио по всем волнам передавало помехи.
Единственное, что еще какое-то время продолжало работать - армейский телеграф. Именно Гуревич получил последние данные по обстановке: постановлением ЦК в стране объявлено военное положение. Телеграф передал шифровку - и то не до конца, а затем отключился. Так лейтенант оказался отрезан от мира.
Все последние часы он считал, что война действительно началась. Или как минимум произошел серьезный международный инцидент. Теперь же Никита понял, что все может оказаться гораздо проще. Что мешало НКГБ устроить в нервной обстановке учения, максимально приближенные к реальности? Да ничего! Обесточить район, пустить по каналам связи дезинформацию и проверить на деле эффективность управления. В этом случае становилась полностью понятен неожиданный визит непонятных разведчиков.
Да, теперь лейтенант окончательно пал духом. Никита прекрасно понимал, как со стороны выглядит его поведение. Не смог остановить проникновение неизвестных на территорию режимного объекта, допустил разграбление складов. А ведь, помимо всего прочего, не оказал помощи гражданскому населению - ведь правильно сказал тогда майор. И вот теперь его привезли к ответственному за проведение учений генералу. Ждать снисхождения было бы глупо и лейтенант решительно шагнул навстречу своей судьбе...
...Пропустив мимо грозно ревущие грузовики, десантники вновь выстроились на марш. Выгруженные разведчиками запасы уже успели распределить между ротами. Споро, словно горячие пирожки, бойцы передавали их по цепочке - из рук в руки. Между тем вьюга стала затихать, да у далекого горизонта в сплошной пелене облаков проглядывались проплешины. Сквозь эти дыры на скованную снежным пленом землю отчетливо виднелись серебряные искры звезд.
Увы, общей радости по этому поводу Геверциони не разделял - как, впрочем, и большинство офицеров. Хорошо, конечно, что бойцам станет легче идти, да и ориентироваться будет все же проще, чем в кромешной темени. Только и для противника теперь будет раздолье. Одно дело искать беглецов в 'тумане войны', другое - на белом сияющем блюдечке. А это значило, что нет ни секунды времени на отдых - за оставшиеся часы нужно успеть уйти как можно дальше. И, заодно, чёрт побери, выяснить - что же за враг им противостоит...
Подошел, отряхиваясь от снега, Лазарев.
- Георгий Георгиевич, - по-прежнему с подчеркнутой официальностью козырнув, полковник приступил к докладу. - Полученные припасы распределены между людьми. Раненные чувствуют себя нормально - медики подтверждают. Среди десанта потерь нет. У экипажа двое с легким обморожением. За время стоянки пострадавшим оказана необходимая помощь. Бригада к маршу построена. Можем выступать?
- Да, выступаем, Алексей Тихонович, - серьезно кивнул Геверциони, а затем с ухмылкой добавил - Отличная работа, полковник. Я рад, что десант в таких надежных руках.
- Благодарю, товарищ генерал... - начал было Лазарев, но Георгий перебил.
- Алексей Тихонович... Я понимаю, что не имею пока права считаться 'своим', но все же прошу: давайте оставим лишний официоз в стороне. После посадки, помните? Тогда вы были более раскованны и открыты. Да и вообще - нам может скоро в бой идти плечом к плечу. Зачем держаться за ненужные формальности? Согласны?
- Согласен... - преодолевая себя ответил полковник. Вероятно, он был не в восторге от идеи генерала, но не стал спорить. - К сожалению, мне тяжело так сразу сближаться с людьми - потому прошу не принимать за оскорбление...
- Все, товарищ Лазарев! - улыбнулся Геверциони. - Я вас понял. Надеюсь, что сможем сработаться как модно быстрее. Удачи вам. Выступаем...
Когда полковник ушел, не забыв прилежно козырнуть, Геверциони наконец смог уделить внимание прибывшему вместе с разведчиками офицеру. Пока генерал был занят, Никита молча стоял в стороне, ожидая своей очереди. Теперь, когда остальные офицеры разошлись, лейтенант решительно двинулся вперед.
Геверциони тем временем внимательно изучал приближавшегося молодого офицера. Широкие плечи безвольно опущены, шаги тяжелые, шаркающие - словно на спине неподъемная ноша. И взгляд... Во взгляде было отчаяние, безысходность. Нет, это был не сломленный человек, но принявший свою судьбу и одобривший некий приговор.
При всей проницательности, разобраться в мыслях Гуревича так с ходу Георгий не мог. Однако её хватило чтобы связать свою 'контору' с причиной острого приступа меланхолии у лейтенанта.
- Здравия желаю, товарищ генерал-майор, - замерев в уставных трех шагах, офицер как-то внезапно преобразился: плечи и спина распрямились, подбородок по-боевому поднят, во взгляде не осталось и следа от былой слабости. - командир отдельной 784 комендантской роты, лейтенант Куревич. По вашему приказанию прибыл.
- Здравствуйте, лейтенант, - произнес Геверциони будничным тоном. Сейчас он находился по-сути в положении, когда любая эмоция, любое действие могло быть истолковано собеседником превратно. Потому, хотя бы первое время, придется придерживаться нейтралитета. - Простите, что вынужден приглашать на беседу в такой обстановке. Увы, мы сейчас на марше и не можем позволить себе ни минуты промедления.
- Товарищ генерал, - решительно начал лейтенант. Перекатились жвалки на скулах, побелели костяшки на крепко сжатых в кулаки ладонях. - Я понимаю всю меру своей ответственности и не прошу снисхождения. Заранее согласен принять самое строгое наказание. Уверено - оно будет заслуженным.
Высказавшись, лейтенант замер в ожидании. Лицо его в очередной раз преобразилось - теперь уже не было и следа от былого уныния. Скорее - облегчение, радость расставания с тяжелой ношей. Давно назревшие в сердце слова были наконец сказаны. Теперь офицер мог расслабиться.
Однако, если Никите мотив, а так же все хитросплетение мыслей и сомнений, ставших причиной демарша известны, то Геверциони мог лишь удивленно хлопать глазами.
- Это вы, простите, о чем? - наконец спросил он Гуревича. - При всей похвальной проникновенности речи не могу сказать, что понимаю.
- Товарищ генерал, - твердо повторил лейтенант. - Я повторяю, что полностью признаю вину...
- Лейтенант, у меня возникает твердая убежденность, что мы здесь упорно друг друга не хотим понимать, - резко прервал офицера Георгий. - Мне даже неловко повторяться, но в чем причина вашей жертвенности? Вы что, Родину продали, а теперь совесть мучает? Будьте любезны выражаться яснее, если все же тянет на покаяние. Простите за грубость, но временем на сантименты не располагаю. Нас, знаете ли, в мрачных казематах учили все строго предметно и под запись...
- Хорошо... - кивнул, тяжело вздохнув, лейтенант.
'Видимо, он хочет, чтобы я сам перечислил, - думал Никита. - Все правильно, я это заслужил...'
- Товарищ генерал, докладываю: в ночь с седьмого на восьмое ноября я допустил несанкционированное проникновение посторонних лиц на территорию подконтрольного объекта. Как командир, я заявляю, что вся ответственность за невыполнение служебных обязанностей лежит на мне одном.
После я не смог предотвратить разграбления складов, тем самым значительно подорвав потенциальную боеспособность приписанных войсковых подразделений...
Кроме того, в условиях объявленного военного положения я не обеспечил гражданское население, лишенное тепла и провизии не только резервом, но даже избытками запасов.
За эти и иные преступления, на которые вы укажете в моем поведении, готов нести полную ответственность...