Усмехнувшись таким пространным мыслям, Георгий обернулся к капитану и спросил:
- Товарищ Троекуров, так что же вы хотели показать? Да вы садитесь, передо мной не стоит навытяжку. Я за это орденов и медалей не даю, только за дело. Так что смелей.
- Слушаюсь, - кивнул капитан. Порывистым движением притянув к себе стул, он решительно сел, уперев руки о колени.
- Нет, это я вас слушаю, - усмехнулся Геверциони.
- Товарищ генерал, - вздохнув и мельком глянув на циферблат наручных часов, Троекуров решительно начал излагать. - восемь с половиной минуты назад в пустом эфире мы засекли передачу. Вещает по всему диапазону...
- Всему? - перебил Фурманов. В этих словах сквозило недоверие. Хотя, памятуя обо всем, что произошло за последние сутки, уже ни в чем нельзя сомневаться.
- Да, товарищ полковник, - уверенно кивнул капитан. И продолжил, - Передача, судя по содержанию, уже давно шла. Большую часть занимают повторы, но в перерывах идут короткие сообщения по изменяющейся обстановке. Основной текст и часть сводок удалось записать на магнитную ленту. Её вы можете прослушать...
- А чем занят старший лейтенант? - поинтересовался Геверциони.
- Старший лейтенант Келлер продолжает слушать эфир - нельзя с уверенностью сказать, когда может появиться что-то важное.
- Хорошо, нет вопросов, - согласился Георгий. И, усмехнувшись, добавил. - Тогда может быть нам стоит перейти в другую палатку? Не стоит мешать товарищу...
В ответ Келлер лишь рассеяно кивнул. При этом на сосредоточенном лице не отразилось ни единой эмоции, ни одна черта не дрогнула. Столь бесцеремонное отношение окончательно вывело Троекурова из себя. Если до того капитан лишь молча краснел, глядя на выходки подчиненного, то теперь крик души вырвался наружу.
- Старший лейтенант, встать! Смирно! - сквозь плотно сжатые зубы прошипел Троекуров. Келлер неохотно скосил глаза в сторону внешнего раздражителя. Затем, раздраженно выдохнув, старлей стянул с головы наушники, бросил на стол. Те, ни в чем не повинные, с глухим треском жалобно застонали от удара. Между тем Келлер успел порывисто подняться со стула. Застыв в безукоризненно четкой стойке, старший лейтенант с невозмутимым видом ожидал продолжения разноса. С видом откровенно наплевательским.
- Старший лейтенант Келлер! Посмотрите на себя! - продолжал витийствовать капитан. - Вы позволяете себе попирать армейские традиции! Вы просто насмехаетесь над ними! Игнорируете старшего офицера! Ваше поведение не достойно советского офицера! Своими безобразными поступками вы опозорили не только нашу роту, не только полк - всю бригаду!...
- Довольно капитан, - поднял открытую ладонь Геверциони. - Я полагаю, что в действиях старшего лейтенанта не было не только злого умысла, но даже и невольного проступка. Садитесь, товарищ Келлер. Можете продолжать работу.
Старший лейтенант бросил удивленный взгляд на Геверциони. Но быстро сумел взять себя в руки. Благодарно кивнув, Келлер вновь уселся на стул, скоро нахлобучил на голову наушники. И сразу же лицо его обрело прежнее выражение сосредоточенности и полнейшей отрешенности от окружающего мира.
- Товарищ генерал! - неподдельное удивление явственно отразилось на лице Троекурова. Брови разом взметнулись вверх, глаза расширились. - При всем уважении, я не понимаю.
- Поставьте себя на место товарища Келлера, капитан, - продолжил разъяснения Геверциони. - Старший лейтенант занят важным делом. Даже, говоря серьезно - жизненно важным делом. Постоянно слушая эфир, он может каждую секунду поймать нужную нам информации. В таких условиях отвлекаться все равно что совершать преступление - дезертировать. Даже если в палатку войдет сам Генеральный Секретарь или Верховный главнокомандующий, товарищ Келлер просто обязан продолжать работу и не реагировать на внешние раздражители. Со своей стороны могу лишь выразить благодарность всей вашей роте и в особенности - старшему лейтенанту. Он на примере наглядно показал, как должно себя вести настоящему офицеру.
Товарищи офицеры, советую не забывать. Мы сейчас находимся в состоянии войны. И каждому неплохо будет запомнить - накрепко запомнить, чтобы даже с корнем вырвать уже нельзя было. Главное - выполнять боевую задачу, выполнять хорошо. Ни у кого же не возникает сомнений, как должен вести себя боец, сидящий в засаде, завидев начальника. Ну, чего молчите? Неужели и ему нужно бодро вскочить и отдать честь?
На лицах офицеров мелькнули осторожные улыбки.
- Георгий, - тихо шепнул на ухо генералу Ильин. - ты бы с этой самодеятельностью кончал... Время не ждет.
- Нельзя вот так бросить, Иван Федорович, - чуть повернув голову вбок так же тихо ответил Геверциони. - Либо сейчас до конца доведу, либо так ничему и не научатся. Но вы правы - нужно заканчивать поскорей...
- Так вот, товарищи, - продолжил, усмехнувшись Геверциони. - Мы с вами слава богу не при царе воюем. Нам здесь политесы разводить с белыми перчатками и словесными кружевами некогда. Но, увы, за мирное время мы изрядно распустились. И это хуже, чем отрастить живот до колен. Потому я приказываю - пока возглавляю бригаду, все мирные бюрократии и ритуалы отменить. Прежде всего дело и только оно. Во время передышки пожалуйста: офицерская честь понятие правильное и нужное. Вести себя следует достойно - как подобает советским людям. Ну а в бою будьте любезны воевать. Все поняли?
- Так точно, - гаркнули офицеры после секундного затишья.
- Орлы, - улыбнулся Геверциони. - Тогда считаю вопрос исчерпанным. И предлагаю перейти к записи. Смело показывайте, что успели смонтировать.
Заметив некоторое смущение, Геверциони слегка приподнял брови. Офицеры при упоминании записи как-то вдруг разом увяли, ссутулились. Кто стыдливо переминается, кто - сосредоточенно изучает узоры хромовых сапог.
- Как это понимать? Сначала позвали. Сам, страшно сказать, главный инквизитор, целый генерал-майор НКГБ явился при параде. И что? Не бойцы, а красны девицы! - Геверциони в очередной раз дал волю желчности. В последнее время служебные рамки серьезно сковывали поведение, к чему Георгий не привык. Одно дело - устраивать представление перед начальством, как раньше часто поступал Геверциони и только что успешно исполнил старший лейтенант Келлер. И совсем иное, раз начальник ты сам. Тут поневоле приходится задумываться.
Отведя душу, генерал спокойным тоном продолжил:
- Что не так? Смело показывайте, что успели смонтировать, - заверил генерал. - Что вы словно дети. Мне вас еще и уговаривать нужно?
Обернувшись на секунду, Георгий скользнул взглядом по лицам своих полковников. Фурманов как и всегда остается образцом спокойствия, поистине змеиного хладнокровия. В отличие от помощника Геверциони Ильин и Лазарев невозмутимостью не отличались. Только эмоции оказались прямо противоположны. Если политрук в очередной раз добродушно усмехнулся краткой, на миг обнажив истинный характер, то Лазарев стал мрачнее тучи. Георгий понял: полковник испытывает такой же стыд, как и капитан Троекуров минуту назад. Действительно, мало приятного, когда твои подчиненные в очередной раз выставляют и себя, и подразделение не в лучшем свете. И добро бы еще перед своим же начальством. А Геверциони 'своим' отнюдь не был. Во всяком случае пока.
Скоро отведя взгляд, Георгий пообещал во что бы то ни стало, но завоевать доверие соратников. Одного лишь показного рвения мало, да и разговорами долго не продержишься. Значит, надо продолжать работать.
Между тем связисты перебороли наконец внезапную скромность. С выражением истинного самоотречения, почти жертвенности Троекуров решительно шагнул к аккуратно расставленным на настиле из веток рюкзакам. Склонившись над кипой вещей, капитан какое-то время сосредоточенно ощупывал вещмешки. Брал в руки один, осматривал, переходил ко второму, третьему. Затем вновь возвращался к началу. В конце концов комедию настало время кончать. Решительно развязав тесемки, Троекуров нехотя выудил из недр рюкзака нечто.