Позже я осторожно выглянула наверх. Я увидела отца, сидевшего спиной ко мне. Он все еще смотрел на солнце. Мои сестры неподвижно лежали возле него. Слюна, стекавшая у них изо рта, высохла и превратилась в белые следы на их лицах.
Я легла рядом с мамой и заплакала вместе с ней. Лишь через два дня моей сестре Рабие удалось заставить отца слезть с крыши.
Он посмотрел на нее как ни в чем не бывало:
— Я лучше отвезу малышек в больницу, правда же?
В больнице Хасана Второго, которая находилась прямо напротив кладбища, им спасли жизнь буквально в последний момент.
Дом без крыши
Когда я сегодня думаю об отце, я вижу старого сломленного человека в синем тренировочном костюме с красным узором. Этот костюм я привезла отцу за десять лет до его смерти в больницу при тюрьме Сафи на Атлантическом побережье. Его там лечили от диабета. Его глаза были пустыми, а голос — слабым.
Сафи — страшная тюрьма. Мужчины спали на полу в залах. Воду пили из ведер, а уборные были такими же ужасными, как и тошнотворный чечевичный суп. Я видела, как несколько заключенных в тюремном дворе хлебали его прямо из мисок. Затем тонкими пальцами вылавливали чечевицу из похлебки так, словно умирали от голода.
Костюм я купила отцу на базаре до того, как уехала из Агадира в Германию. В дополнение к костюму я купила еще большой флакон одеколона, выстояв огромную очередь, а также кассетный магнитофон и кассету песен Ом Калтум, певицы моего детства. Кроме того — носки, банные тапочки и трусы. И еще дешевые сигареты «Каса» для обмена и зубную пасту для него самого.
Мне было нелегко дарить нижнее белье собственному отцу, В Марокко только жены покупают трусы своим мужьям.
— Рабия, — спросила я свою сестру на рынке, — я могу купить нижнее белье отцу?
— Конечно, — сказала Рабия, — если мы этого не сделаем, то кто же?
— А отцу не будет стыдно? — спросила я.
— Стыдно будет, если у него вообще не окажется трусов, — сказала Рабия, которая всегда была очень практичным человеком.
Нам пришлось передать вещи для отца через пропускной пункт, не зная при этом, не украдут ли их надзиратели. Поэтому мы вручили отцу и список вещей, купленных нами для него, чтобы он мог проверить, все ли ему передали. Отец пробежал глазами листок и сделал вид, что не заметил слова «трусы» в списке.
Он сказал:
— Дочери мои, спасибо вам. Но если вы снова когда-нибудь приедете ко мне, не привозите ничего, кроме сигарет. За них в тюрьме можно выменять все, что мне нужно. И пару зажаренных на гриле сардин. Они принесут запах моря в мою камеру. Вот мои желания: сигареты и сардины. Большего я от вас не жду, дочери мои.
Перед тем как мы покинули тюрьму в Сафи, отец сказал мне слабым голосом:
— Уарда, дочь моя, я хочу, чтобы ты кое-что приняла от меня. Я больше уже ничего не могу решать, я — заключенный, но я могу дать тебе совет, исходящий из моего сердца: читай, дитя мое, читай все книги, которые можешь достать, читай столько, сколько можешь. Если бы я не читал, я бы давно уже ушел из этой жизни.
В нашем доме в Агадире у отца была библиотека. На полке стояли книги в цветных переплетах и с французскими названиями. Когда у отца было время, он сидел на полу в своей комнате и читал книги при свете электрической лампочки. Мама никогда не брала книжек в руки. Она была деревенской девушкой и не умела читать.
Я не хотела быть такой, как мама, когда вырасту. Я хотела все знать, хотела посмотреть мир и уметь читать. И еще мне хотелось, чтобы у меня была библиотека с тяжелыми книгами в цветных переплетах.
Я хотела быть такой, как отец.
До того, как он изменился, он был уверенным в себе, сильным мужчиной. Его магазин электротоваров на главной улице напротив автозаправочной станции был самым большим и самым красивым во всем городе. У отца был мотоцикл, он носил модную одежду, и у него были самые красивые усы во всем нашем квартале. Он подстригал их каждый раз иначе. То кончики его усов дерзко торчали вверх. Затем он подстриг их коротко, как щетку. Вечерами он посещал кафе, пил французское красное вино и наслаждался пряным ароматом своей трубки. Я и сегодня вспоминаю отца, когда чувствую запах трубочного табака.
Дома всем заправлял отец. Он решал, что дети должны одевать, он делал покупки, и он определял, чем мама будет заниматься с нами.
— Сафия, — говорил он, — дети должны увидеть море. Сходи с ними на пляж.
Тогда мама брала нас за руки и шла вниз по главной улице, мимо теперешней кондитерской «Джакут» и больницы. Мы проходили мимо единственного высотного здания города, в котором было всего десять этажей, а дальше в звенящем летнем зное уже чувствовалась прохлада океана.