Отец и Джабер добрались до границы с Алжиром, где находилась штаб-квартира «Полиссарио». Но пограничники обратили внимание на эту странную пару. Они допросили отца и сразу же отправили его в психиатрическую больницу. Джабера отдали на попечение какой-то семьи.
В клинике отца успокоили с помощью медикаментов. Но врачи, очевидно, не все время следили за тем, принимает ли он лекарства, назначенные ему. Как бы там ни было, через пару недель ему удалось совершить побег из этой закрытой клиники. Среди ночи он ворвался в квартиру приемной семьи, где жил Джабер, схватил его и отправился с ним обратно в Агадир.
На этом приключение с «Фронто Полиссарио» для отца закончилось. И хотя оно помогло отцу понять, что он тяжело болен, для нас это ничего не изменило. Скорее, стало еще хуже. Вернувшись назад, он нашел нас, грязных и голодных, в углу спальни на первом этаже, где мы в отчаянии сбились в кучку.
На следующий день он появился перед нами с ввалившимися щеками и лихорадочно блестящими глазами и провозгласил:
— Дети, я продам холодильник.
Нам было все равно. Холодильник уже давно не работал, поскольку нам отключили электричество. И даже если бы у нас было электричество, то все равно нечего было класть в него.
— А когда мы продадим холодильник, — сказал отец, — мы на эти деньги все вместе поедем в Е-Дирх. Мы вернем мать в Агадир. Это я обещаю вам, да поможет мне Аллах.
Ночью, прижавшись друг к другу на своих картонках, мы плакали. Но впервые за долгое время наши слезы лились не от отчаяния, страха и горя, а от облегчения. Мы плакали, потому что отец пообещал нам вернуть мать. Мы плакали, потому что у нас опять появилась надежда. Надежда на нормальную жизнь.
На следующий день отец вместе с нами сел в автобус. Он расположился на одном сиденье с Джабером. Я взяла Уафу на колени и прижалась к Рабие. Муна и Джамиля сидели по другую сторону прохода. В Тизните мы пересели в маленький автобус месье Автобуса, который привез нас в Е-Дирх.
Каменистая дорога, ведущая из долины вверх, к дому нашей бабушки, показалась мне нескончаемой. Отец шел впереди, мы следовали за ним, построившись по росту. Перед дверью бабушки наша процессия остановилась.
— Садитесь, — сказал отец, — ничего не говорите. Я обо всем позабочусь.
Мы сели в пыль перед дверью бабушкиного дома. Отец казался мне большим и сильным, когда он подошел к двери, поднял кулак и трижды громко постучал в дверь. Мое сердце билось почти так же громко, как он стучал. За этой дверью находилась моя мать. Отец заберет ее. Мы упадем в ее объятия, она будет целовать нас и тихо разговаривать с нами, затем упакует свои вещи, возьмет Асию на руки и сядет вместе с нами в автобус. Автобус в Агадир. Домой. Нормальная семья. Счастливая семья.
Но дверь не открывалась. Мы сидели в пыли и ждали. Мы ждали пять минут, которые показались мне часом. Мы ждали десять минут, а для меня прошло полдня. Мы ждали пятнадцать минут, и они показались мне бесконечно долгими. Я не хотела плакать, но слезы потекли вопреки моим желаниям. Они оставляли следы на моих пыльных щеках. Я всхлипывала. И даже если мне ненадолго удавалось сдерживать свой плач, слезы продолжали течь из глаз. Все мои сестры плакали. Уафа, Джабер, Джамиля, Рабия и Муна сидели рядом со мной, шесть воплощений горя. Лишь отец стоял, выпрямившись, перед нами, повернувшись к двери бабушкиного дома, так что мы не могли видеть его лица.
Поэтому для нас было полной неожиданностью, когда отец начал рыдать. Это был долгий страшный, жалобный вой. Было трудно понять, что именно он кричит. Но я предполагаю, что он выкрикивал имя моей матери: «Сафия! Сафия-я-я-я-я-я-я!» Это был самый страшный звук, который я когда-либо слышала. Страшнее, чем звук вонзающегося в стену отцовского дженуи. Ужаснее, чем глухой шум ударов, когда он ночью тайком избивал мать.
Вой моего отца заполнил всю долину, он, наверное, достиг даже горного хребта над Е-Дирхом. У меня было такое чувство, что он заполнил весь мир. Это был крик боли, горя и отчаяния. Он наполнил мое сердце холодом, осушил мои слезы, и даже маленькие волоски на моих руках поднялись дыбом.
Сбежалось все село. Люди молча стояли позади нас и наблюдали за тем, что происходит.
Теперь отец бился в дверь головой. Ритмичный беспощадный звук. При этом отец бессвязно кричал:
— Сафия, моя любимая жена! Вернись ко мне и к нашим ни в чем не повинным детям! Ты мне нужна, ты — мой бог, прости меня!
Внезапно дверь распахнулась. Появился дядя Ибрагим. Мы не стали ждать, что будет дальше, проскочили между ногами отца и дяди и помчались по прохладному коридору во двор. И там сидела она, наша мама, тоже заплаканная, а рядом с ней — Асия. Мы бросились к нашей матери, мы обнимали ее, гладили, вдыхали ее сладкий запах, трогали ее мягкую кожу, мы плакали в ее объятиях.