Я не обратил на нее внимания и спросил Молли:
— Где Томас?
— Со своей семьей, — раздался спокойный голос.
Я оглянулся через плечо на Лару Рейт, стоящую в дверном проходе, стройная фигура, укутанная в одно из одеял с коек Плавунца. Она была бледна и прекрасна как никогда, хотя ее волосы были сожжены до основания. Без них, обрамляющих ее лицо, возникало чувство, что ее черты обладают резкой, угловатой худощавостью, а ее серые глаза казались еще большими, и более выделяющимися.
— Не беспокойся, Дрезден. Твоя марионетка будет жить, чтобы ты снова мог им манипулировать. Мои люди позаботятся о нем.
Я попытался найти на ее лице что-нибудь, что сказало бы хоть что-то еще о Томасе. Ничего такого не было. Она просто холодно смотрела на меня.
— Вот, вампир, — сказала Старейшина Мэй вежливо. — Ты его видела и поговорила с ним. То что последует — дело Совета.
Лара слабо улыбнулась Старейшине Мэй и повернулась ко мне.
— Еще кое-что, прежде чем я уйду, Гарри. Не возражаешь, если я позаимствую одеяло?
— А если и так? — спросил я.
Она сбросила его с одного из бледных плеч.
— Я его верну, конечно.
Образ опухшего, побитого, сожженного существа, поцеловавшего Мадлен Рейт, после того как выпустило ей внутренности, живо всплыло в моих мыслях.
— Возьми, — сказал я ей.
Она снова улыбнулась, на этот раз показав зубы, и наклонила голову. Затем повернулась и вышла. Я инертно смотрел, как она спустилась к берегу, где подошла к плавучему доку и отбыла.
Я посмотрел на Эбенизера.
— Что случилось?
Он фыркнул.
— Кто бы ни пришел через Небывальщину, он открыл врата в ста ярдах сзади в деревьях, — сказал он. — И он привел около сотни больших старых мохнатых пауков с собой.
Я моргнул и нахмурился.
— Пауков?
Эбенизер кивнул.
— Не призванные формы, так или иначе. Он были реальными существами, из страны Фэйри, наверно. Нам было реально нелегко. Некоторые начали оплетать деревья, пока другие нас отвлекали, пытаясь затащить в ловушку.
— Они не хотели, чтобы мы добрались до того, кто открыл проход, — сказал Слушающий Ветер.
— Не хотели, чтобы кто-нибудь видел, кто это был, более вероятно, — сказал я. — Это был наш преступник. Это был убийца.
— Может быть, — спокойно сказал Эбенизер, кивая. — Как только эти деревья и паутина разрушились, мы стали оттеснять пауков. Он сбежал. И как только он исчез, пауки тоже разбежались.
— Черт возьми, — тихо сказал я.
— Это все, что было, — сказал Эбенизер. — Не было никакого свидетеля, никаких свидетельских показаний.
Я кивнул.
— Я сказал вам, что вытащу настоящего убийцу. Заставлю его действовать. И он действовал. Вы видели это собственными глазами. Этого должно быть достаточно, чтобы доказать невиновность Моргана.
Старейшина Мэй покачала головой.
— Единственно, что это доказывает, что есть кто-то другой, кто хочет предать Совет и у которого есть, что скрывать. Это не означает, что Морган не мог убить ЛаФортиера. В лучшем случае, это предполагает, что он действовал не один.
Эбенизер пристально уставился на нее. Затем произнес:
— Так значит теперь существует тайная организация — это вы только что сказали? Как насчет того, что вы говорили прежде о простоте?
Мэй отвела от него взгляд и пожала плечами.
— Теория Дрездена, надо сказать, простейшее и наиболее вероятное объяснение. — Она вздохнула. — Этого, тем не менее, недостаточно применительно к данной ситуации.
Эбенизер нахмурился.
— Кого-то нужно повесить?
Мэй снова посмотрела на него и пристально задержала взгляд.
— Именно так. То, что Морган в этом замешан, похоже на правду. Прямые улики повсюду подтверждают его вину. И Белый Совет не проявит слабости перед лицом этого дела. Мы не можем позволить смерти ЛаФортиера пройти безнаказанно.
— Наказание, — сказал Эбенизер. — Не правосудие.
— Правосудие — не то, что удерживает различные силы в этом мире от того, чтобы разрушить Совет, и не то, что прокладывает себе путь гуманностью, — ответила Старейшина Мэй. — Страх удерживает Совет от разрушения. Власть. Они должны знать, что если они нанесут нам удар, за этим последуют смертельные последствия. Мне известно, как плохо было бы осудить невиновного на смерть — того, кто неоднократно демонстрировал преданность Совету, помимо всего прочего. Но в целом, менее разрушительно и менее безответственно, чем показывать врагам свою слабость.
Эбенизер положил локти на колена и посмотрел на свои руки. Он качнул головой, но ничего не сказал.