оловой, прокашлялся, потом попытался что-то сказать, потом снова прокашлялся и, наконец, еле-еле выдавил из себя: — Не-не… нисколько… — Нисколько или несколько? — переспросил Артур, но затем посмотрел на друга, махнул рукой и проговорил: — Ему одну, а мне две. Алёна Первая улыбнулась, искоса взглянув на Олега и отметив оттопыренную ткань на причинном месте, откинулась на спинку кресла, поправляя прическу. — Итак, мешочек стоит сто десять трудодней, вы собираетесь курить, как я понимаю, из него же. Значит, минус пять. Три девочки на ночь — это еще минус девять. Итого остается девяносто шесть. Ты мне, Артурчик, должен еще двадцать один трудодень, — проговорила она голосом, не терпящим возражений. У Олега от такой дороговизны услуг глаза чуть не полезли на лоб, но Артур довольно хлопнул себя по коленям: — Ну, договорились. — В таком случае, я вам, мальчики, настоятельно рекомендую душ, — Алёна Первая легко поднялась и направилась к выходу. — Потом приходите в гостиную. Вас будут ждать. — Вода у тебя там хоть теплая? — уже вдогонку бросил Артур. — А то я намылся в интернате ледяной, больше не хочу… Ответа не последовало. *** Душевая в Доме Алён была устроена уже после Великого Коллапса, и ее конструкция отличалась простотой. С южной стороны на крышу пристройки поставили внушительных размеров бак-цистерну, выкрашенную в черный цвет, и в солнечные дни вода там неплохо нагревалась. Небольшая комнатка, три на три метра, не отапливалась, так что использовалась только летом, а для омовений зимой существовала настоящая баня. Артур, как оказалось, неплохо ориентировался в доме. — Значит так, сперва ты помоешься, а после я, — сказал он, распахивая дверь в торце коридора. Три свечи, горящие в подсвечнике, который держал Артур, хорошо освещали отделанное белой плиткой помещение. Олег оставил одежду на лавке в коридорчике, зашел внутрь и с любопытством огляделся: он привык мыться возле колодца на заднем дворе своего дома, зачерпывая ковшиком из ведра, но здесь ничего подобного не наблюдалось. Прямо из потолка спускалась труба, притянутая зажимом к стене, потом она делала плавный изгиб, на котором был врезано устройство, вроде небольшого колесика, и вновь устремлялась вверх. Непонятного вида раструб с дырочками, напоминавший носик лейки, был привинчен на конце. Также в дальнем углу душевой стояла полка, на которой лежала стопка полотенец и два куска мыла. Олег понюхал по очереди оба, но определить по специфическому и довольно неприятному запаху, где было оно произведено — в Золотой Косе либо в Малой Федоровке, у него не получилось. — И где здесь вода? Артур возвел глаза к небу, но сдержался и не сказал никакой гадости. — Видишь, из трубы такая хрень торчит? Это называется кран. Поверни его… Мля! Да не в ту сторону… Во-во-во! Вода сверху пошла через сетку, видишь? Это и есть душ. Олег, восхищенный хитроумным устройством, с полминуты недвижно постоял под теплыми струями, впитавшими в себя июльское солнце, а затем, принялся очень быстро намыливаться, потому что ему казалось — вода вот-вот закончится. Затем юноши поменялись местами. В отличие от друга, Артур никуда не спешил, мылся обстоятельно, с неторопливой тщательностью. — Слушай, я вот о чем тебя хотел спросить, а правда говорят, что ночью тут гораздо дороже, чем в рабочее время? — сказал Олег, которому уже надоело держать подсвечник. — Да, днем дешевле, — согласился Артур, смывая с себя остатки мыльной пены. — Но ты как-нибудь статут о путанах почитай. Там знаешь, сколько ограничений!? Никакой фантазии, никаких поз, вообще ничего не допускается. Проще бревно шпилить. А наши девки этим успешно пользуются: хочешь чего-нибудь этакого — приходи ночью, но и плати, значит, больше. Наконец, обернув бедра полотенцами, друзья подобрали снятую одежду и направились в гостиную. В большой комнате, освещенной тремя потрескивающими канделябрами, их ожидали Алёна Первая и еще шесть одетых в длинные халаты женщин. Ухоженные, причесанные и накрашенные, они были разного возраста, комплекции, с разным цветом волос и глаз. Однако всех их объединяли улыбки, которые будто бы жили отдельно от лиц своих хозяек. Друзья сели, и Олег почувствовал себя очень неуютно, прижавшись голой спиной к мягкой спинке дивана. — Кого-то из вас не хватает, — задумчиво протянул Артур. — Яны нет, — ответила Алена Первая, — у нее сегодня дни не те, и она дежурит в Доме детей. — Ха, все время забываю, тут же ещё и дети рождаются, и дни не те бывают, — Артур потянулся к своим вещам, нащупал журнал с загадочным названием, вытянул его перед собой на уровне глаз, и с курьезной торжественностью проговорил: — Ну-ка, девки, покажите чем богаты, буду вас с моей богиней сравнивать. Женщины, без какого-либо стеснения, привычными жестами скинули халаты — все кроме Алены Первой, которая вытянув вперед ноги, восседала в сторонке. От такого количества обнаженных тел у Олега зарябило в глазах, но если полчаса назад, находясь в одной комнате с немолодой, но все ещё привлекательной хозяйкой, он ощущал невероятной силы возбуждение, то теперь стало ужасно неловко, даже потянуло убежать и больше никогда не возвращаться в этот дурацкий дом. Очень хотелось выглядеть таким же небрежным, бывалым, как Артур, оценивая достоинства девиц, но краска бросилась Олегу в лицо и он думал только об одном: заметили путаны его смущение или нет. — Это, — наследник показал пальцем на темноволосую девицу, — Галина, это Татьяна Первая, это Татьяна Вторая, это Оля, а это Алёна Вторая и Алёна Третья. В трепещущем свете свечей женщины казались нереально красивыми. Они все так же равнодушно улыбались, будто были по-прежнему одеты, переступали с ноги на ногу, поворачивались, нагибались и снова выпрямлялись, словно танцевали под неслышную музыку, демонстрируя плечи, груди, ягодицы… — Вот, мля, — с напускным разочарованием пробормотал Артур, вперяясь в журнал. — Богиня, моя бесценная прекрасная дама, всего одна такая на свете, а сношать приходится кого попало. — Но-но, воин, не дерзи! — рыкнула Алёна Первая. Впрочем, неудовольствие ее было столь же наиграно, как и разочарование Артура. — Ну, друг, тебе первому выбирать, — Артур совершил волнообразный пас кистью правой руки, — как младшему товарищу в любовных утехах. Олегу показалось обидным это постоянное напоминание о возрасте, и, если честно, уже ничего и никого не хотелось, обнаженных фурий оказалось внезапно слишком много, а заметной разницы между ними не было. И он подумал: с кем ни уединись, наслаждения не будет, а лишь одно сплошное неудобство, но, разумеется, отступать было совершенно невозможно, поэтому Олег наугад ткнул пальцем в крайнюю фигуру. — Алёна Третья, хороший выбор, — прокомментировал Артур. — Ну а я, наверное, усну сегодня… э-э-э… между двух Татьян. Женщины надели халаты, потом выбранные подошли к хозяйке, которая дала им по зажженной свечке и маленькие свертки. Та, что предназначалась Олегу подошла и протянула руку: — Идем, — сказала она просто. Олег, спрашивая себя "за каким чертом я пошел сюда?", поплелся вслед, удивляясь величине дома: по длинному коридору они сворачивали раза три или четыре: сперва направо, потом опять направо, а затем налево… В душной комнате было мало мебели: широкий топчан да маленький столик с пятирожковым канделябром. — Совсем дышать нечем, такая жара была днем. Я бы открыла окно, но, боюсь, налетят комары, а они очень больно кусаются, — сказала Алёна Третья. — Странное дело, весной и в начале лета их почему-то не бывает, а в сентябре от них просто нет спасения. Слушать ее голос, ровный, убаюкивающий, было очень успокаивающе. Слова своим размеренным ритмом напоминали удары волн о песчаный берег Миуса. — Но ведь сейчас не сентябрь, — произнес Олег тихо. — Не сентябрь, — легко согласилась она, — но комары уже появились. Женщина подошла к нему, точным движением руки сдернула с него полотенце, а через мгновение на пол соскользнул ее халат. Алёна была на полголовы ниже Олега, ее волосы, кажется, темно-русые (в полутьме юноша не мог понять, какого они цвета), спадали на округлые плечи. Она улыбалась призывно, многообещающе и Олег вдруг некстати подумал, что покойная жена очень смущалась своих кривых зубов и потому была неулыбчивой. Он вообще не помнил — смеялась ли Карина хоть когда-нибудь? Но оказавшись в таком месте, надо было что-то делать, и взглянув на Алёну Третью со странной отрешенностью: без восхищения, без желания, без любопытства, он ладонью коснулся ее груди, которая оказалась полной, теплой и очень приятной на ощупь. С губ путанки сорвалось легкое постанывание, она прижалась к Олегу, ее дыхание щекотной лаской коснулось кожи, и, со все возрастающей горячностью, зашептала: — От тебя пахнет настоящим мужчиной. Никто во всем Лакедемоне не пахнет, как пахнешь ты! Я так давно ждала тебя, каждый день надеялась, что придешь… и вот, слава богам, наконец, ты со мной! Жена Олега никогда ничего подобного не говорила, и, услышав такое признание от совершенно незнакомой женщины, он поначалу удивился, но чувствуя, что должен как-то соответствовать образу "настоящего мужчины", поцеловал Алёну Третью в губы. Она, прикрыв глаза, учащенно задышала, ответила поцелуем в шею, потом коснулась языком соска юноши — нежно, трепетно — и продолжила целовать его все ниже, а потом опустилась на колени, облизала пупок и ее губы легко заскользили по влажной коже. Олегу было очень приятно, но брезгливая мысль, что путана говорила и делала все то же самое и с Артуром, и со многими другими, мешала полностью отдаться ласкам. Покойная Карина очень редко его целовала, (а уж так, как эта женщина — вообще никогда), в минуты близости жена была скованной (может быть, стеснялась своей юной неопытности), и, хотя вроде бы не пряталась явно, однако избегала мужа. Впрочем, Олег тоже мгновенно забывал о ней, стоило только выйти за дверь, ведь жизнь воина требовала суровой сосредоточенности и полной самоотдачи, а сейчас он впервые задал себе вопрос: может быть, Карина любила кто-то другого? Теперь уже не узнаешь… Юноша будто смотрел на себя со стороны — что смог дать он своей жене? Неуклюжее безрадостное супружество, беременность и смерть… Но погибни он в бою, его юной вдове через пару месяцев нашли бы другого мужа. Стала бы она хоть когда-нибудь вспоминать о первом, сравнивать с новым? А вот теперь она умерла, и не прошло еще и недели, как он сравнивает Карину, но не с новой женой, а со шлюхой… Олег наклонился, обхватил Алёну Третью за плечи, резко поднял и отстранился. Женщина посмотрела с недоумением. — Что такое, милый? — спросила она то ли обиженно, то ли растерянно. — Я тебе не нравлюсь? — Не нравишься. — Я, по-твоему, некрасивая? — обида и растерянность исчезли из голоса путаны, но появилась неприкрытая озабоченность. — Нет, ты красивая, — юноша сел на топчан. — Тогда в чем дело? — Алёна Третья снова говорила мягко, ровно и убаюкивающе. — Я сделала что-то неправильно? — Просто я тебя не хочу… — злясь на себя, Олег отвернул голову, чтобы не пересечься с ней взглядом. Дом Алён был запретно-манящим местом, мальчишкой он столько раз представлял себе, как приходит сюда, и вот сейчас, когда это случилось, ничего кроме досады не было. — Бедный мой мальчик, — Алёна Третья села Олегу на колени, провела рукой по коротким волосам и поцеловала в лоб, — тебя что-то тревожит, мой отважный воин? Расскажи мне, расскажи все, что у тебя на душе. Расскажи, не таясь, я смогу принять всю твою боль, всю без остатка… Олег внезапно вскочил, отчего Алёна Третья свалилась на пол. Он поднял кулак, лицо его исказила гримаса ярости. — Как, ты, тупая телка, — зашипел он точно раненая в самое сердце азовская гидра, — можешь принять всю мою боль, если ее не смогли поглотить даже священные воды Миуса! Сейчас он очень хотел ее ударить… Со всего размаха, не щадя кулака… Чтобы она завизжала, как сучка, которую ошпарили кипятком, чтобы она взвыла… Может, хоть так удалось бы сорвать на ком-то свое смятение, которое лишало жизнь привычной жесткой четкости, вырваться из замкнутого круга, где обязанность замыкается на почетном праве, а почетное право — на обязанности. Но, конечно же, шлюшка была тут совершенно ни при чем, она делала то, что должна была делать, старалась угодить, и бить ее не было никакого смысла. Алена Третья испуганно глядела на взбешенного парня, который подняв кулак, разбрызгивая слюну, испускал гортанно-шипящие звуки. А потом он вдруг опустился на топчан, обнял голову руками и в таком положении замер. Путана поднялась, потерла ушибленную голень, подумав, что завтра там будет огромный синяк, подобрала с пола халат и накинула на плечи. — Ты прав, воин, — больше она не улыбалась, голос ее стал глухим, а взгляд колючим. — Я всего лишь тупая шлюха. И никогда чужую боль я не принимала как свою. Я умею принимать в себя только чужое семя. Но твой друг заплатил за эту ночь, и я обязана тебя развлекать. Я не смогла разрядить твою плоть, я не сумела облегчить твою душу… что же остается делать? Скажи мне! Олег вскинул голову, взглянул на путану затравленно, с отчаянием. — Сколько ты родила детей? — вдруг спросил он. Олег протянул руку и коснулся ее живота. Алёна Третья непонимающе качнула головой, потом сделала шаг назад. — Троих, — голос женщины дрогнул. — Двух мальчиков и одну девочку. — И все здоровы, без отклонений? — Да… то есть, нет, — сказала Алёна. — Младший умер в трехмесячном возрасте, но двое других здоровы. Олег притянул женщину к себе, поцеловал кожу живота, где ее избороздили тонкие линии растяжек, и тихо, почти одними только губами прошептал: — Счастливая ты… Странная горечь подступила к горлу Алёны. Она опустилась на топчан, прижалась к юноше, обняла его и долго-долго почти по-матерински гладила по коротко остриженному затылку. Может быть, прошло полчаса, а может быть, и целый час, Олег потерял счет времени, он не ощущал рук женщины, будто ее и вовсе не было здесь. Он смотрел невидящим взором в один из темных углов маленькой душной комнатки, словно сейчас сидел не на жестком топчане, а стоял на возвышенности и созерцал безмятежность Миуса. — Я ничем не могу тебе помочь, — сказала наконец Алёна, поднимаясь. — Я не ведаю ответов на твои вопросы, я не знаю лекарств от ран на твоем сердце. Я просто тупая шлюха. Но, может, это даст тебе какое-то облегчение. Подойдя к столику, гетера достала из-под него бутылку странного вида, оплетенную трубками. Откуда-то в ее руках появилась мелкая сеточка, на которую она бросила щепотку сухих листьев из свертка, полученного от Алёны Первой. — Что это? — спросил Олег. — То, что дает отдых от обид, — женщина взяла одну из свечей, поднесла к горлышку бутылки, обхватила губами трубку. Послышались булькающие глухие звуки, в воздухе разнесся необычный, немного терпкий запах горелого. — Вдыхай в себя. Алёна протянула бутылку Олегу, и когда он вдохнул дым, горло зажглось неистовым пламенем, будто в него заползла целая сотня жгучих многоножек. — Держи дым в себе, как можно дольше, — тихо произнесла Алёна, откинув голову. Олег пытался делать так, как подсказывала ему путана, но не выдержал и надрывно раскашлялся. — Ничего, — Алёна забрала бутылку, затянулась, выдохнула, потом снова отдала ее юноше. — Пробуй еще… Олег заглотнул новую порцию дыма. Алёна, склонив голову набок, вяло улыбнулась, погладила виски юноши. Вскоре вся трава выгорела, и они просто сидели — расслабленные, отрешенные, улыбающиеся, бездумно глядя в темноту. * * * Олег проснулся оттого, что упал с топчана на пол. Алёна Третья мирно посапывала возле стенки. Было еще темно, но рассвет неотвратимо приближался. Он чувствовал, как кровавое солнце мчится на всех парах, чтобы в триллионный раз взойти над горизонтом и увидеть среди прочего, как отец задушит беспомощного ребенка. "Нет, нет, не в этот раз… — бормотал Олег, быстро одеваясь и стараясь не задеть что-нибудь. — Я этого не сделаю, и никто этого не сделает". Как молния пронесся он по темным коридорам, расположение которых непостижимым образом отпечаталось в памяти, и выскочил на улицу. Ночной воздух ударил в нос пронзительной свежестью, но легче не стало, наоборот, юношу стошнило: вчерашнее вино, шашлыки, салат, все то, что считалось деликатесом, спустя несколько часов вдруг оказалось ядом более страшным, чем радиоактивные воды Азовского моря. "Единственный выход — бежать. Забрать дочь и исчезнуть, будто нас здесь никогда и не было… Бежать! Но куда?.." — спросил он себя вытираясь рукавом. На ум пришел вчерашний разговор с Артуром. Таганрог! Там, в заброшенном городе вроде бы живут мутанты, выродки, твари, которых Лакедемонская Полития убивает в младенчестве. Да, он пойдет на восток в радиоактивный город, и найдет этих загадочных обитателей Таганрога. Он отдаст им на воспитание свою дочь, а потом будь что будет… Олег побежал по безлюдным улицам к своему дому. Главное — успеть! До рассвета осталось совсем немного. А с первыми лучами солнца покинуть Лакедемон незаметно и думать нечего. Жаль, как жаль, что он потерял столько времени в кабаке, а потом