Выбрать главу

Стараясь грести как можно бесшумнее, Конан направил лодку под широкий выступ и затаился. Он рассчитывал, что следящий за ним, потеряв челнок из виду, забеспокоится и допустит оплошность, обнаружит себя. Хитрость киммерийца сработала. После недолгого ожидания он уловил шорох, затем сопение и тихий утробный рык. Неизвестное существо возилось прямо над ним. Киммериец задрал голову и замер: на него смотрели, не мигая, горящие глаза с кровавыми белками. Очевидно, преследователь учуял человека, распластался на краю утеса и свесил вниз безобразную голову, чтобы разглядеть, где прячется добыча. Тяжелые надбровные дуги сходились у короткой плоской переносицы, которая заканчивалась черными дырами вывернутых ноздрей. Концы огромного безгубого рта терялись в густой красновато-бурой шерсти, покрывавшей всю голову, за исключением небольшого участка коричневой морщинистой кожи возле глубоко утопленных глаз и носа.

— Эй, красавчик! Спускайся! — издевательски выкрикнул Конан, и гулкое эхо многократно повторило насмешливый зов.

Голова исчезла. Конан выгреб на открытое место и положил весло на колени. Почему-то он был уверен, что волосатый понял его и не замедлит явиться. Киммериец взвесил в руках весло. Слишком легкое, чтобы нанести серьезные увечья, но, если изловчиться, им, пожалуй, можно оглушить мохнатую тварь.

На берегу показалась грузная темная фигура. Человек и тварь застыли, изучая друг друга. Конан гадал, что за существо стоит перед ним. Густая шерсть, кривые желтые когти могли принадлежать только зверю, но манера передвигаться, явная осмысленность взгляда и еще что-то неуловимое, не поддающееся описанию заставляло и усомниться в этом.

Неожиданно чудовище запрокинуло голову, и долгий протяжный вой огласил пустынный берег. Потом маленькие глазки с тоской уставились на человека, как будто молили о чем-то. Волосатая лапа опустилась на грудь, туда, где бьется сердце, потом потянулась к Конану. Из пасти вырвалось мычание, потом рев. Косматая голова замоталась из стороны в сторону, как будто тварь терзалась невыносимой болью.

— Эй, чего надо?! — снова крикнул киммериец.

К его удивлению, страшилище повернулось и медленно побрело к лесу.

— Кром, чего же хотела эта образина? — обратился неизвестно к кому варвар.

Если волосатый охотился за ним, почему не напал? Испугался воды? Вряд ли. Здесь у берега совсем мелко. И что выражало это движение косматой лапы? «Я такой же, как ты» или «Жаль, что не удалось тебя сожрать»? Похоже, урод о чем-то просил. Может, сойти на берег и догнать его? А как же поиски? Солнце уже низко.

Конан снова взялся за весло, мучась ощущением, что встреча с тварью вплотную подвела его к какой-то мрачной тайне. Теперь эта тайна отбрасывала черную тень и на судьбу киммерийца.

Лес подступил уже к самой полосе прибоя. Варвар достиг того места, где мутные потоки, берущие начало в озере, которое он сумел разглядеть с вершины горы, впадали в океан. Между устьями речушек поднимались из вязкого ила уродливые коленчатые корни деревьев. От каждого ствола отходило в разные стороны с дюжину таких подпорок, похожих на паучьи лапы. Между ними сновали крабы и какие-то юркие насекомые. Нечего было и думать о том, чтобы высадиться на топкий берег, да и смысла в этом не было никакого: зеленые дебри выглядели так, словно здесь никогда не ступала нога человека. Чем дольше Конан обозревал унылые заросли мангров, тем сильнее становилась уверенность, что из всех, кто плыл на «Тигрице», лишь он один нашел приют на острове волшебника.

Сразу видно, эту душу

Неотступно гложет страх.

Ужас просится наружу,

Так и плещется в очах.

Сказание о мытарствах

одинокой души

Глава восьмая

В тот вечер Конан выказал себя не самым приятным сотрапезником. Хотя он мысленно повторял, что заранее предвидел исход поисков и ни на что не надеялся, это была неправда. Как и всякий человек, он ждал чуда вопреки доводам рассудка и теперь чувствовал обиду и разочарование, а потому молча поглощал все, что ставили перед ним, не разбирая вкуса и не испытывая удовольствия от еды.

Симплициус не спрашивал гостя ни о чем и говорил, как всегда, за двоих. Киммериец почти не слушал, погруженный в свои мысли, пока внимание его не зацепило, слово «корабль».

— Что ты сказал? — бесцеремонно перебил он хозяина. — Я, кажется, задумался.

— Через пару дней, в полнолуние, сюда прибудет судно из Куша, и ты сможешь уплыть на нем, если пожелаешь.

Конан чуть не подавился. «Если пожелаешь»… Да он готов из шкуры выпрыгнуть, чтобы убраться отсюда поскорее. Теперь его здесь ничто не удерживает. Киммерийцу стало неловко, что он до сих пор держал себя неучтиво, вымещая на хозяине дурное настроение.

— Зачем пожалуют кушиты? — спросил он.

— Я веду с ними обмен. Они привозят сюда железную руду, золотой песок, слоновую кость, рог, кое-какие снадобья и получают за это оружие, украшения, благовонные масла, вино и соль.

— Оружие?

— Да, у меня тут устроена мастерская.

— Удивительно. Дело ведь не в барыше, верно?

— Конечно, не в нем, хотя внакладе я не остаюсь. Мои клинки стоят дороже сотни ремесленных поделок.

— Заговоренная сталь?

— Может быть… А может, секрет в том, что я чувствую металл. Меня манит его холодный блеск, его тяжесть и мощь. Разве тебя он не околдовывает? Что ты ощущаешь, сжимая рукоятку меча?

— Что кому-то не сносить головы, — отшутился Конан, который избегал выспренных, туманных речей. Втайне он был согласен с гандером, потому что испытал на себе магическую власть металла и к любимому оружию относился как к живому существу, холил его и лелеял.

— Да, — усмехнулся Симплициус, — не хотел бы я сойтись с тобой в поединке.

— Почему же? Ты сухощав, но мускулист. Быстро двигаешься. Глаз у тебя зоркий, как я заметил. Добавь хладнокровие. Вчера ты метался, как зверь по клетке. Но привели пикта, и тебя словно подменили.

— Сдаюсь! — рассмеялся хозяин, — От тебя ничего не укроется. Когда-то я брал уроки фехтования и даже преуспел в нем, но то было давно.

— Разомнемся?

— Тягаться с тобой? О нет, уволь, я не настолько тщеславен.

— Можно ведь не выпускать кишки друг другу, правда? — не отставал Конан.

Он не без задней мысли подстрекал гандера. В пылу схватки человек, даже самый скрытный, невольно обнаруживает свою суть. А киммериец до сих пор еще не разобрался в том, что представляет собой его благожелательный, но уклончивый собеседник. Это беспокоило Конана и раньше, а после встречи с чудовищем он решил во что бы то ни стало разведать, о чем умалчивает Симплициус, чего боится.

— Что ж, я готов, — согласился гандер, — если ты дашь мне поблажку. Ты согласен сразиться на зингарских клинках? Они легче и тоньше — это уравновесит наши возможности. Меч для меня тяжеловат, признаться.

— Пусть будут зингарские, — уступил варвар, который предпочитал оружие повесомее — меч, секиру или боевой топор, но не менее ловко орудовал и любым другим. — Только скинем эти балахоны. В них легко запутаться.

Хозяин согласно кивнул.

Местом поединка был выбран сад, точнее, небольшая лужайка возле дома. Луна уже взошла, залив все вокруг белым мертвенным светом, но Симплициусу этого показалось недостаточно, и он призвал слуг с факелами.

Противники, облаченные в одни лишь набедренные повязки, встали друг против друга. Могучий варвар походил на бронзовую статую грозного божества. Его соперник не мог бы послужить моделью для ваятеля. Он слегка сутулился, и от этого казалось, что непропорционально длинные руки свисают чуть не до колен. Однако в них заключалась немалая сила, в чем киммериец немедленно убедился, как только скрестил клинок с Симплициусом.

Оба соперника недооценивали друг друга. Конан не сомневался, что сумеет после нескольких выпадов мощным ударом выбить меч из рук гандера, и думал только о том, как оттянуть этот миг, чтобы не ранить слишком скорой победой самолюбие противника. А Симплициус видел в киммерийце не слишком далекого силача, привыкшего полагаться главным образом на литые мускулы и потому предпочитающего идти напролом. И тот, и другой обманывались.