— Я уже говорила, что ты смышленый парень Дарий, хорошо. Пусть будет так. — Леона пыталась выглядеть уверенной, но только один Всевидящий знает, чего ей это стоило. — Я не знаю, как ты это сделал, но из-за тебя я уже лишилась многих важных людей. Которых очень сложно заменить, они просто отказались дальше работать. И можешь не ходить за своими вещами, они у Карлотты, она тоже ушла из семьи, как и твой наставник. Я не буду тебя искать, лишь с одним условием, если ты не будешь вредить интересам гильдии, но должна тебя предупредить. Карло просто так тебя не отпустит, если ты действительно сбежал из тюрьмы. Он носом будет рыть землю в поисках тебя.
— Гильдия меня больше не интересует, а тем более все остальные банды, так что не переживайте. А что насчет дона Карло, я не собираюсь оставаться в городе, так что пусть ищет, если сможет найти я буду его ждать. Прощайте донна Леона!
И выйдя из комнаты, где жила самая опасная женщина этого огромного и перенаселенного города, я вздохнул. Я был свободен, ну насколько это было возможно, но у меня осталось еще несколько дел, нужно найти Клето, Карлотту и Мари. И проходя по коридору ее палаццо, на повороте к лестнице я наткнулся на зеркало, оно было большое, в богато украшенной раме, я помещался в нем в полный рост. И мельком взглянув в него, я не узнал то отражение, что оно показало. Я увидел в зеркале чью-то сгорбившуюся, готовую к прыжку фигуру, сжимающую острый меч. Грубое, ожесточившееся лицо с мертвыми полубезумными глазами. Я не сразу понял, что это я, у меня в памяти всплыло то отражение, что я видел в постоялом дворе у Ремая, когда я только приехал в город, это был уверенный и открытый, счастливый взгляд, полный наивных ожиданий, жаждущий приключений в новом мире.
Верующий в добро и справедливость.
Вспомнив то отражение, совершенно случайно отпечатавшееся в памяти, я пристально вгляделся в лживое зеркало напротив, я уставился на то, во что я позволил себе превратиться. Лицо в зеркале напротив выражало холодное безразличие и угрюмую решимость, а в глазах, глядящих на меня напротив, не было ни капли того мягкого и теплого, счастливого взгляда, там лишь отчетливо читалась холодная готовность убивать. Но ведь даже тогда я не был пушистым зайчиком, и если того требовали обстоятельства, я был готов драться и убивать. Меня так воспитали, я всегда был готов — слишком хорошо готов — воевать за то, что я любил и считал важным, против того, что ненавидел. Но как-то так получилось, что в итоге я сам стал олицетворением того, бороться против чего меня воспитывали изначально.
Я стал плохим парнем. Гнев скопившейся внутри меня был силен и тяжел, словно базальтовое надгробье, и я знал, что потребуются годы, чтобы он ослаб. Мое истинное я оказалось скрыто под этим гневом, который стал угрожающей оскаленной маской. Как и у многих парней с улиц Райлегга с похожей судьбой, мое лицо, да и все тело, выражало всегда лишь одно: “Не шути со мной”. В итоге я научился так хорошо выражать эту мысль, что в конце концов вся моя жизнь превратилась в одно лишь воинственное предупреждение.
“Неужели я так сильно изменился?”
Но то отражение, что сейчас смотрело на меня из зеркала напротив, отчетливо это подтверждало. До такой степени, что я не мог выдержать взгляд собственных глаз. Взгляд животного, встретив который, нормальные люди старались закрыть собой детей, и поскорее перейти улицу, лишь бы не встречаться с этим взглядом.
Натянув поглубже капюшон и отвернувшись от лживого зеркала, показывающего совершенно чужого человека. Я пошел на выход, перешагивая через лежащих на полу и бешено вращающих от беспомощности глазами телохранителей. Я точно знал где искать Мари, примерно где можно найти Карлотту, и понятия не имел где может быть Клето.
Я теперь был изгой, сам по себе и между всеми сразу, а значит мне нужно было опасаться всего. Как и у любого, кто занимается чем либо противозаконным, а тем более если ты зарабатываешь тем, что убиваешь на заказ, причем людей которые не отличаются примерным поведением и сами вполне тебя могут отправить на свидание с Всепожирающей. У меня были несколько мест, где я мог отлеживаться если не хотел идти в Нору. У нас у всех были свои, и каждый старался скрыть их от других, ну определенные точно. У меня таких было две, в одной были даже немного монет и запасная одежда и оружие. Но про нее точно знали, и идти туда было попросту опасно, такие лежки были и у Мари и Карлотты, Клето тот вообще маньяк насчет этого вопроса. Он мог в некоторые заявиться только один раз, и точное их число по-моему не знал даже он.
Сейчас было уже утро, и Мари скорее всего уже сидит в Лагуне, а это прямая вотчина гильдии. Так что идти туда мне было опасно, и лучше всего встретить ее вечером, когда она пойдет в свою комнатушку, или прийти уже ночью, это было самым безопасным. Правда Мари не любила, если я приходил ночью и всегда бухтела, но сейчас не то обстоятельство, чтобы обращать на мелочи внимания. У Карлотты было всего две лежки, одна про которую знали лишь избранные, а другая про которую не знал никто, ну во всяком случае она так думает. Бешеный Брат была маниакально подозрительна и если шла туда, кружила кругами часа два. Высматривая не идет ли кто за ней, но ты можешь высматривать людей, а одну слишком непоседливую и страшно любознательную личность с огромным шилом в заднице, состоящую из теней, сложно заметить во мгле темных проулков.
Полночь давно мне рассказала про спрятанную берлогу Карлотты, и как раз туда то я и собирался пойти. Она находилась за рыбным рынком, в глубине лабиринта лепившихся к друг другу как попало куцых домиков нижнего города, там жили портовые рабочие, беженцы, мелкие мошенники и воришки, это были полулегальные трущобы. У них вроде как было побольше прав чем у трущоб где жил я, и домики тут были, а не четыре палки и навес из парусины с соломенными циновками вместо стен. Но общая запущенность и контингент соседей оставляли желать лучшего. Это была идеальная среда, если ты хочешь спрятаться. Вот пристройка на крыше одного такого домика и была мне нужна.
Так что кутаясь в свою объёмную хламиду я и пошел в сторону рыбного рынка. Им заведовала довольно колоритная женщина — тетушка Мими, также именуемая большая Мими. Она скупала у рыбаков товар оптом, зачастую за бесценок, потом перепродавая его уже городским торговцам и владельцам постоялых дворов и трактиров. Это была женщина очень внушительного вида, раза в два превосходившая своими габаритами любого нормального взрослого человека, настоящий великан. Только одна ее грудь была больше чем моя голова. В ее гневном взгляде причудливо сочетались желание содрать со всех побольше и полное презрение к мужскому полу, а улыбка напоминала оскал дикарей, что демонстрируют своим врагам для их устрашения. У нее были две дочери, близняшки Пина и Пира. По иронии судьбы это были девушки совершенно не похожие на свою маму, на год старше Дария, небольшие и угловатые смешливые сестры. Они любили одеваться в абсолютно одинаковую одежду и часто представлялись именем сестры. Вводя в полнейший ступор всех клиентов.
Большая Мими не была частью гильдии, но как и все ключевые торговцы платила свой процент в кассу, за спокойствие и защиту. Пару раз мы как-то ходили к ней, укорачивать хвосты обнаглевшим бандам, требовавшим с нее дань. Также я как-то ходил лечить одну из ее дочерей, когда та заболела. Так что она знала меня в лицо и я был на хорошем счету как у нее, так и у ее дочерей. И несмотря на ее грозный внешний вид, большая Мими была хорошим человеком, и как любой хороший человек, она старалась угодить тем людям, которые ей нравились и тем более были полезны.
Вокруг стоял привычный для утра оживленный гомон, сейчас был самый пик торговли, и выкрики торговцев рекламирующие свой свежий, еще живой товар, стояли сплошной стеной. Живая рыба билась в лотках, беззвучно хватала воздух ртами, они тонули в нашей стихии точно так же, как мы тонем в их.
Я напялив свою грязную хламиду и сгорбившись, чтобы меня никто не узнал, скользил по стеночке, стараясь не упасть, пропуская снующий толпами народ. Площадка где располагался рынок, всегда была ужасная скользкая, за столетия насквозь пропитавшихся рыбьим жиром камнях, было трудно устоять, будто миллионы рыб, день за днем выбрасываемые на рынок, жаждали нашего падения. Здесь все время кто-то оскальзывался. И вот из одной двери, прямо передо мной и вышла большая Мими. Да так внезапно, что я попросту не смог остановиться, проскользил к ней, невольно утонул лицом между ее огромной грудей, пытаясь обхватить руками ее необъятную талию, чтобы не упасть. Она нахмурилась, увидев грязного сгорбленного рыбака, который вздумал ее потискать средь бела дня, и естественно дернула мою хламиду открыв лицо.