– Ты сейчас домой? – спросила Юля.
– Да надо бы. Но сначала провожу тебя. Мама твоя просила встретить и проводить. Волнуется она за тебя… И, кажется, не зря.
Неспроста Вероника Ивановна говорила о бандформированиях в городе. Видно, местная братва повылезала из нор, нормальных девчонок отлавливает. А может, именно этого дядю Сережу Вероника Ивановна и боялась.
Ханка, ширка, лярвы… Мирон и выпить любил, и морфием по вене ударить, и бабу накрутить. Но увлекаться этим нельзя. Тот же Говорец сначала берега под наркотой попутал, а затем от передоза склеился. Мирон говорил по душам с Фруктом, пацан уверял, что не трогала новая братва старого вора. А если все-таки помогли Говорцу скопытиться, так он сам в этом виноват. Дурь ему и нюх отбила, и чуйку, а без этого в мире животных долго не протянешь.
У Мирона оставалась склянка с морфием, и дел у него сегодня особых нет. Почему бы не раскумариться? Но все-таки он сдержал свои желания, отдал склянку Сазону, чтобы он отнес его Мурзе – пусть братва оттянется. А себе водочки налил, чисто аперитив перед обедом, сейчас это модно. И от девочки бы он не отказался, от такой хорошенькой, например, как Юля.
Он собирался спускаться в ресторан, когда в дверь номера постучали.
– Да!
Сазон дождался разрешения, зашел в номер и закрыл за собой дверь.
– Мирон, там к тебе твоя Вероника.
А Вероника разрешения дожидаться не стала. Дверь распахнулась, и она решительным шагом переступила порог. Роскошная баба, эффектная, но уже не молодая. И Мирон уже хотел ее далеко не так, как раньше. Хотя и не прочь был оторваться с ней.
– Что, по горячему соскучилась?
Он опустился в кресло, забросил ногу на ногу, достал из пачки сигарету, но Вероника вырвала ее.
– Не понял… – ошалело протянул Мирон.
– Все ты понял! Мы же с тобой договаривались! – чуть ли не заорала на него женщина.
– Ты меня со своим чушком мужем не попутала? – угрожающе нахмурился Мирон.
– Извини! – спохватилась Вероника.
– Вмажешь? – Он барским жестом показал на стол.
Бутылка «Пшеничной», отборное сало крупными ломтями, ядреные огурчики домашнего посола, хрустящая капустка. В холодной лагерной зоне такая поляна была редкостью, а здесь это у него как разминка перед обедом. И всегда так будет, потому что он хозяин в этом городе. И заводские платят, и октябрьские, и всякая мелкая шушера вроде Бурмистра, который занимался автоугонами. Еще можно будет прижать цыган с их наркотой, но с этим спешить не стоит. Да и не хотелось никуда спешить. Если жизнь наладилась, чего суетиться? Сейчас водки для заводки, на обед можно винца для поднятия огольца, а потом в номера с Вероникой. А если она еще и дочурку свою приведет… Но ведь не приведет. И глядя на Веронику, Мирон очень хорошо это понимал.
– Ну, можно.
Она махнула водки, хрустнула огурчиком и, взяв со стола зажигалку, запалила ту самую сигарету, которую забрала у Мирона.
– Ты же не куришь, – ухмыльнулся он.
– С тобой не только закуришь!
– Ну, да, еще и ноги раздвинешь! – подхватил мужчина.
Вероника резко глянула на него, но сдержалась, хотя грубое словцо рвалось наружу.
– А что не так? – усмехнулся Мирон.
Недолго ломалась она. Сначала он опрокинул ее в ресторанном кабинете, а потом она сама пошла к нему в номер. Через недельку после первого раза пришла, по первому же звонку. Только он ей больше не звонил… Притупилась вдруг острота очарования.
– Сказала бы я тебе…
– Так скажи!
– К Юльке чего приставал?
– Я приставал?! Да я пальцем ее не тронул!
– А подходил зачем?
Юлю Мирон увидел случайно. Подъехал к ней, заговорил. И даже захотел ее. Очень захотел. И сейчас, на трезвую голову, хочет. А Вероника уже на втором плане. – Я должен у тебя спрашивать, к кому подходить, а к кому нет?
– Ну мы же договаривались! – с беспомощной злостью посмотрела на него женщина.
– О чем мы договаривались? Ты спишь со мной, а я не лезу к Юле? Ты так не спишь со мной.
– Ты мог бы позвонить, – обескураженно сказала женщина.
– А сама прийти не можешь?
– Ну, пришла.
– А я тебя хочу? – совершенно серьезно спросил он.
– Э-э… – замялась Вероника.
– Хочу, хочу, – небрежно пошевелил Мирон пальцами, вытатуированные перстни на которых закрывали золотые печатки. – Вот видишь, как хорошо, подъехал к твоей девочке, и ты уже здесь. Сама приходить не будешь, буду подъезжать.
– Хорошо, сама буду приходить! – закивала Вероника.
– Я что-то не понял, ты что, в жертву себя приносишь?.. А зачем это мне? Ты меня любить должна. Больше, чем своего мужа, должна любить. Скажи, ты меня любишь?