Интересно, чего ожидали от меня, вынося такой приговор? Чего добивались, оставив в лесу?
Моей смерти?
Дожидаюсь, пока первые утренние лучи не разобьют мрак. В лесу он сохраняется дольше, до самого полудня порой прячется под тяжёлыми еловыми лапами, в оврагах. Он никогда не отступает полностью, скрывается в норах, его затягивает трясина, укрывают тяжёлые камни-валуны. Но мало-помалу дневной свет побеждает, и уже не приходится напряжённо вглядываться в темень, опасаясь споткнуться об извилистый корень или поломанные сучья.
Но сильнее беспокоит другое: куда иду? Город, кажется, сейчас лежит за спиной, на севере. Солнце поднимается слева, слепит глаза. Летнее тепло понемногу берёт своё, через несколько часов ходьбы, разгорячившись, скидываю кофту, обвязываю вокруг пояса. Мазь всё ещё держится, чёрные полосы совсем не заметны. Но на всякий случай достаю тюбик и выдавливаю немного, растираю по запястью. Кожа на руках быстро краснеет, её пощипывает: перед первым загаром она всегда у меня облезает. Прихлопываю нескольких комаров.
И появляется ощущение правильности. Будто так и должно быть. Никто не изгонял из Города, я сама приехала сюда на поезде – побродить по лесу, холмам. Лесные пейзажи похожи друг на друга, каждое новое место напоминает то, где бывал прежде. И в ногах появляется необычайная лёгкость, и невольно ускоряется шаг. И когда деревья вдруг расступаются, и вижу впереди озеро, возле которого покачиваются, две сосны, словно выпущенные из-под земли стрелы, я бегу вниз, по пологому склону, и смеюсь. Споткнувшись, кувырком качусь вниз, чувствуя спиной мелкие камешки и ветки. Всё кружится, поднимаюсь в самом низу, едва не промочив ноги в озере, а губы расплываются в счастливой улыбке.
Мир вокруг плывёт всё медленнее, восстанавливает расплывчатые очертания. Сосны снова стройные, кора твёрдая, шершавая и оставляет на ладонях липкую смолу, небо над головой, под ногами трава, а дождевые тучи цепляются за верхушки деревьев и опадают дождём вниз, и трава теперь мокрая, и щиколотки тоже заливает, вверх по ногам бегут мурашки, и они сливаются с другой стайкой мурашек, и хочется громко-громко кричать: я вижу! Вижу цвет неба, который меняется с каждой секундой, который видят сейчас те, кто одновременно со мной смотрят на него, и не увидит больше никто, никогда. Вижу склон холма, по которому недавно сбежала сюда, к озеру, и могу побежать обратно вверх. Вижу сосновые стволы, обнимаю ту из сосен, что ближе, чувствую терпкий аромат, как липнет щека, и как расходятся по ней мелкие царапины, когда проводишь щекой по стволу из стороны в сторону. Чувствую, какая в озере вода, неправдоподобно тёплая для таких холодных ночей и дней, и как шевелится и дышит зажатая в руке лягушка. Раскрываю пальцы, и она длинным прыжком достигает воды и пускает со дна пузыри.
В груди или горле тяжёлый комок, похожий на слёзы. Сколько человек до меня видели это? Как качали мохнатыми головками маленькие ещё сосны, как ручеёк повзрослел и стал озером, как поднималась по весне трава, становилась пожухлой под палящим солнцем или поникала, побитая градом в холодные времена. Или то, что было здесь раньше – лес, океан или город. Сколько человек было здесь до меня и сколько ещё будет?
Восторг отступает так же неожиданно, как нахлынул. Съезжаю вниз по стволу, прижавшись к нему спиной. Тепло обманчиво: земля не успела прогреться. Зажимая ладонями голову, стараюсь унять неожиданные слёзы. Что скажут в школе, когда поймут, что меня больше нет? Заметят ли?
Слёзы постепенно стихают, заканчиваются. Рукав насквозь мокрый, а внутри глухо, как в пустом колодце. Я видела один такой в лесу: бросишь камень, несколько раз стукнет по стенкам и замолчит, не разбудив эха. Дождик тоже кончается. Усталость берёт своё: я засыпаю.
Открываю глаза и вижу: почти ночь. В озере отражаются последние закатные разводы, небо стремительно темнеет. Ноги онемевают от сна в неудобной позе, растираю их, одновременно пытаясь согреться. Успеваю отругать себя за сон на открытом месте, где любой зверь мог напасть на меня. И думаю, где прятаться. Наверно, нужно возвращаться в лес. Забраться на дерево и переждать темноту. Надеюсь, здесь не водятся хищники, способные подняться ко мне.
Подходящее дерево находится быстро. Ветка не сильно высокая, примерно в два моих роста. Довольно удобная, чтобы провести на ней несколько часов. Ни о каком сне и речи быть не может, свалюсь, переломаю кости, там уже не до хищников будет. Улыбаюсь про себя, что нужно было брать из дома верёвку, чтобы обмотаться, а не деньги. Желудок сводит от голода. Съеденный бутерброд только сильнее бередит его. Отколупываю кусочек коры и посасываю его, обманывая саму себя.