Рядом с кроватью ненавязчиво поблескивал золоченый стол с графином. Это была вода. Я оскалился как вурдалак и алчно потянул к нему левую руку. Остановился и посмотрел на нее. Рука была товарного вида. Я постучал по кости и поморщился. Все-таки боль еще не ушла.
Что-то вдруг зашуршало. Кот ожесточенно потягивался, бесшумно открывая зубастую пасть. Потом без всякого интереса поглядел на меня и легко спрыгнул со шкафа. На ковре он некоторое время в случайном порядке вылизывал лапы, а потом выдавил дверь и скрылся в неведомом мире.
Я положил голову на подушку и стал думать. Меня слишком трепетно выхаживали: честное слово я не понимал, зачем нужны пленнику бинты, вонючая мазь и чистая вода в графине. Даже если они хотят использовать меня как языка, это более чем роскошно. Наоборот, меня следовало бы держать в черном теле, и тогда я раскололся бы куда охотнее.
Личико у меня смазливое. И волосы отросли. Фигурка что надо. Светозверь побери, где-то ведь люди знают, что такое безвозмездная добродетель. Продадут в рабство какому-нибудь обеспеченному мужчине…
Нужно было что-то предпринять. Выскользнув из-под одеяла, я убедился, что нуждаюсь в одежде. Хотя бы в набедренной повязке. Я обошел комнату и в изголовье кровати увидел табуретку, на которой лежал мой чистый отутюженный костюм, тщательно заштопанный тонкими прозрачными нитями, чтобы швы не портили общий вид. Я принялся торопливо облачаться, поглядывая на дверь. От одежды пахло ароматизирующей смолой. Лицо мгновенно свело судорогой, и я отчаянно чихнул, едва не потеряв равновесие.
— Будьте здоровы.
Я замер. Но потом спокойно закончил одеваться, тщательно зашнуровал половинки кожаного доспеха, подтянул мокасины до колен и… наугад швырнул табуретку. Он чуть склонил голову влево, и табурет лишь слегка всколыхнул густую каштановую прядь.
И только тут я понял, что мои пазухи для метательных ножей заполнены именно тем, для чего они предназначены.
— Превосходно, — довольно сказал Вежливый. Он словно провоцируя меня, отошел от двери и на мгновенье повернулся ко мне спиной, чтобы развернуть к себе полужесткое кресло. Потом сел в него, скрипнув кожаной обивкой, и поправил сбитую табуретом прядь. — Вы куда-то собрались? Туалет по коридору направо, а потом ныряйте под бордовые портьеры и все увидите. Я подожду вас здесь.
— Вы ставите меня в неловкое положение, сударь, — сказал я, пытаясь перебороть его спокойный взгляд цвета мореной древесины.
— Вельд, если вам будет угодно, — мгновенно подхватил он, на удивление искренне улыбнувшись. Это неплохо ему удавалось. У него была гладкое блестящее лицо послушного домоседа, или мэра какого-нибудь крохотного курортного городка. Под прямым носом располагающе шевелились лисьи усики, и уютно подрагивала длинная бородка, завивающаяся в кольцо.
— Прежде всего, — продолжал я, — мне непонятны ваши намеренья. Считаю необходимым донести до вашего сведенья, что относительно вас я имею самые скверные подозрения. Думаю, вам следует объясниться.
— Объясниться? — переспросил он добродушно. — Извольте. Но для начала: могу ли я узнать ваше имя, молодой человек?
— Кирк, — сказал я, не задумываясь.
— Так вот, господин Престон Имара от’Крипп, — сказал он, не моргнув глазом. — Я начну с самого начала, чтобы создать нужную мне атмосферу. Итак, представьте себе кабинет вашего наставника, Иордана Магутуса. Он сидит за своим столом в своей страдающей от геморроя позе, быстро просматривая документы. Его левый глаз чуть прищурен. Он уже в третий раз набивает трубку свежим табаком, но каждый раз откладывает ее в сторону. Он в некотором затруднении. Ему неприятно давать поблажки, да никто от него этого и не требует. Но сын военного архитектора Криппа? Великий Первый, стоит ли рисковать, если последствия неизбежны? Притом самые неприятные. Пусть уж мальчик для начала совершит небольшой марш-бросок, а потом пристрелит пару бродяг-сектантов во имя Авторитета. А что б наверняка уберечь его от пьяной драки в каком-нибудь трактире и случайных связей с женщинами легкого поведения, которые его непременно соблазнят, вместе с ним отправляют «старшего брата». Задание почти постановочное. Не интереснее обычных тренировок.
И вот они маршируют до Терепа, находят связного, который указывает пальцем в карту. Ему заранее сказано куда указывать, ибо, как я уже сообщал: задание фактически постановочное. Так все думали. Ну что может быть за товарец у этих жалких диссидентов? Карикатуры на Автора и значки запрещенной религии? Оказывается, нет, не карикатуры и даже не значки. Импортная, десятикилограммовая маггическая бомба наложенным платежом из Империи. Пять тысяч профилей. Эта цена самой бомбы, не считая дорожных и кадровых расходов. Нелепое стечение обстоятельств. Везение или невезение, но невероятное. Кто-то из вас двоих, вероятнее ваш братец, не понимая, что именно перед ним находиться, подрывает и себя и несчастных сектантов (милейшие люди, кстати, за мелкими исключениями), которые здесь выступали невинными посредниками. Я справедливо не мог даже предположить, что на них кто-то обратит внимание. Но нет, Гротеск, похоже, действительно видит дальше, чем может осмыслить.
Но вернемся к вам, господин Престон. Вам в этот момент нехорошо. Вы понимаете, что случилось непоправимое, и не знаете, что предпринять. К тому же у вас вдруг просыпается совесть. Это приводит вас в идеологический ступор. Что делать? Вас не научили многому, как ни странно это звучит. Почти ничему, что могло бы пригодиться в жизни, не требующей смертей для поддержания собственного существования. Разве что…
— Ну, — сказал я, низким от злости голосом. — Продолжайте! Я, кажется, понял кто вы. Правда, у нас вы проходите под другим именем.
— Не я, — возразил Вельд снисходительно. — Все это были абсолютно незнакомые мне люди, которых хватали, сажали и вешали вместо меня. Мое дело переписывалась больше тридцати раз, а вы молодой человек, видели один из вариантов. Представляю какое отвращение от этого спектакля испытывает старина Магутус. Но что ему бедняге делать, если тэны брызжут, тэны сучат ногами, тэнам подавай мою голову с идеально ровным срезом на шее. Вот и приходиться актерствовать… А впрочем, это нетрудно. У него так много политзаключенных на примете. Вы ведь знаете, что находиться в катакомбах вашего крыла? «Вот Железная Дева: столь прекрасны резные очи из белого холодного металла, и перси, подобные совершенству, если искать его в этом мире, и столь же прекрасна и чувственна боль сотен шипов со страстью терзающих тело». Это не я придумал, упаси Первый. Просто щажу ваше незнание мягким слогом.
— Вы настолько глубоко проникли в нашу систему? — спросил я с отвращением.
— О, «систему», — с непонятной интонацией повторил Вельд. — Все-таки в вас есть червоточины патриотизма. Ничего, заживут. Ваша «система», это просто древняя, придуманная еще черти знает кем номенклатура, которую Гротеск до сих пор эксплуатирует. Любой достаточно грамотный человек с доступом к информации разбирается в вашей «системе» не хуже Магутуса. Я грамотный человек и у меня есть доступ к информации. Вот и все. Никаких лазутчиков, никаких подглядываний в ночные горшки, никакого промышленного шпионажа. Я сам пользуюсь похожей системой с поправкой на демократичность. То есть никакой пропаганды, никаких Зверей и кодексов под подушками. И Железных Дев у нас нет. Есть прогрессивная фармацевтика, на которую скупиться Гротеск.
— Да ну? — изумился я желчно. — То, что вы мне сейчас говорите, очень смахивает на пропаганду. Просто не отличить. Не вижу только поправки на демократичность.
— Ну как же, — всплеснул руками Вельд. — Извините. Для чего нужна была вся моя вступительная речь? Мы, Свободная Компания, подчиняемся одному из правил клуба: не убивать на работе без крайней необходимости. Если говорить конкретно — только в порядке самозащиты. Да и то, есть целая подборка других способов отбиться. Прогресс доступен для всех. У нас есть богатый арсенал вспомогательных средств… Но я рано заговорил о деталях, хотя это помогло бы мне в искушении. Господин Престон, вы очень проницательный молодой человек, и мне кажется, вы уже догадались, что я хочу вам предложить. И все-таки: я хотел бы сделать вас почетным членом Компании.