Кира нервно теребила платье.
— Отца наверняка будут шантажировать.
— Это поможет?
— Он не откажется от своей идеи даже ради меня. Я это знаю, но Торкен нет. Меня бы уже, наверное, держали связанной и избитой, но Миумун не может связаться с кураторами. Он сейчас в незавидном положении. Боится вас как огня. Я сказала ему, что мы стали близкими друзьями и Миумун попытался сделать все, чтобы я не узнала, что меня, оказывается, похитили. Но зункулы все мне рассказали.
Я снова сел рядом, обхватив пальцами череп.
— Тогда, ты должна бежать с нами.
— Вы делаете мне одолжение, господин Вохрас? — мрачно осведомилась Кира. — Послушайте, я и не собиралась отягощать вашу… борьбу с обреченностью. Все получилось так, как получилось. Если б не Миумун, мы вообще не выбрались бы с острова. Я просто хотела… Ах, — она потерла кожу под глазами, — у меня богатое воображение и оно сейчас работает против меня. Столько волнующих перспектив. Но перед тем, как я встречусь с палачами, я хотела провести время с тем, кто украл мое дыхание.
— Кира, я хочу и обязан помочь тебе.
— Почему Престон?
Я заткнулся. Посмотрел на нее своими обмылками.
— Рем мне все рассказал, — девушка навалилась на стену. — О том, кем ты был. И кем стал. Ты не великий и доблестный колдун, который обманул время и рамки дозволенного человеку. Ты ренегат и вор. Отступник и предатель. Тебе не кажется, что ты должен вести себя соответственно?
— Нет, не кажется, — ответил я, удерживая взгляд на ее виске. — Мне хватает денег. Человеческое счастье я не ворую. И об одолжениях ты заговорила рано. Вот когда все это закончиться, и ты попросишь меня забить гвоздь в твоем новом доме, или поймать индюка на день Увещевания, это — да, это будет одолжение. И тогда тебе действительно придется отблагодарить меня.
— И поэтому меня тянет к тебе, — с трудом призналась она. — Даже изолгавшись почти… О, Первый, почти до абсурда! Даже потеряв свое тело, ты умудряешься оставаться самим собой.
Она неуверенно склонилась в мою сторону. Я обнял ее.
— Стало быть, то, что я оказался Престоном ничего не меняет?
— Нет.
— Почему?
— Престон, ты помнишь ту легенду о Допасе и Совести? Совести хватило нескольких секунд, чтобы понять, что следопыт принадлежит ей. Не обижайся, но мы, Первенцы, выбираем пару куда быстрее и надежнее, чем люди. Это все равно, что поиск одинаковых картинок. Доброта, как ни странно, совпадает с добротой, благородство с благородством, забота с заботой. Первенцы сразу переворачивают их и сравнивают.
— Я слышал об этом, — согласился я. — Людям нужно больше времени. Ну знаешь… На ритуалы… И проверку картинок на подлинность. Чувства подделывают довольно искусно.
— Вот как. Престон?
— Да?
— Так тебе нужно больше времени? — с надеждой спросила Кира.
— Похоже на то. По крайне мере мне нужно добраться до своего настоящего тела. Я не хочу, чтобы этот мерзкий старикан трогал тебя. Пускай даже косвенно.
— Я знаю про твою возлюбленную, — печально проговорила Кира. — Корсарку. Мне очень жаль.
— Подожди, что? — я нервно усмехнулся. — Какую еще корсарку?
Кира, путаясь и запинаясь от волнения, объяснила.
— Пошли, — холодно сказал я, давая понять, что тема закрыта. — Найдем Рема и подумаем, что делать дальше. Ты не знаешь, где мы остановились?
— Мы не останавливались, — ответила Кира, поспешая за мной. — Мы плывем, не останавливаясь от самого Торкена. Вот уже четыре дня.
Мы поднялись на палубу. Неуловимый корабль Миумуна шел по волнам так, словно не имел к ним никакого отношения. Клянусь Первым, если бы не взрывающие воду колеса за бортами, я решил бы, что судно село на мель. Я поглядел на пустой горизонт, без единого клочка земли. Очередной побег от очередного похитителя, откладывался на неопределенный срок.
Рема я отыскал по запаху табачного дыма, обрывкам промасленной оберточной бумаги и атмосфере надвигающегося скандала.
— Все просто, — говорил он, гипнотизируя зункула пируэтами курительной трубки. — Я даю тебе банан, Аналог, а ты надеваешь штаны на голову и кричишь: «кто хочет произойти от меня, ну, кто хочет произойти от меня, детка?!».
— Твое предложение оскорбительно, менадинец, — терпеливо отвечал Аналог, перебирая ногами спутанную бухту толстого каната. Руками он одновременно держался за низкую рею и чесал между лопаток. — Я не стану этого делать.
— Но ведь это же банан! — воскликнул Рем. — Кто из обезьяньих предков завещал тебе пренебрегать бананами?
— У меня нет «обезьяньих» предков, — ответил Аналог и по его тону, можно было предположить, что отметка в дюжину повторений преодолена. — Мои родители были зункулами. Родители моих родителей были зункулами. А далекие-далекие предки — высокими Первенцами. Я. Не. Имею. Никакого. Отношения. К. Обезьянам.
— Даже учитывая твою нынешнюю позу? — подмигнул Рем.
— Менадинец Рем, то, что я похож на обезьяну и могу проделывать те же трюки, еще не означает, что я и есть обезьяна.
— А по-моему двусмысленностей здесь быть не может.
— У меня есть разум, — процедил Аналог накаляясь. — И телосложение подобное человеческому.
— Значит ты разумная обезьяна, — согласно кивнул Рем. — Стало быть, ты в полтора раза лучше должен понимать, что от банана нельзя отказываться.
— Я оторву тебе голову, — спокойно сообщил Аналог.
— Позвольте сначала мне, — произнес я, вставая между ними. — Меня он взбесил первым.
— Просто убедитесь, пожалуйста, что он будет еще жив, когда я до него доберусь, — вежливо попросил матрос.
Остальные необезьяны, привлеченные нашим разговором, поддержали его желтыми оскалами и демонстрацией задниц.
— Ну, — пожал плечами Рем, — я даже не знаю. Если они не обезьяны, то я не менадинец.
Я отвел его подальше. Откуда ни возьмись, приковыляла Реакция с подносом.
— Вот…
— Спасибо, — поблагодарил я, забирая плошку и кувшин.
— …ваша…
— Большое спасибо.
— …
— Еда?
— …пища.
— Я почти угадал.
Рем с довольным видом, наблюдал за тем, как я выскребаю голубоватую массу.
— Что это такое? — спросил я, осторожно чавкая. — Такое впечатление, что я съел пюре из фей, смешанное с толчеными детскими зубами. Только из-под подушки.
— Это особая Первенская стряпня, — Рем потушил трубку и вытряхнул остатки табака себе на язык. — Скорее всего, тушеная маггия.
Он почесал нос и решился на активную оборону:
— Слушай, Престон, я должен был рассказать ей. Она — друг. Хороший друг.
— Все отлично, — сказал я, глядя на подозрительные сгустки, перемещающиеся по дну плошки. — Конечно, она должна была узнать. Но эта история с одноногой корсаркой… И попугай!
— О, змей, — Рем сделал вид, что ему срочно нужно испортить настроение кому-нибудь еще. — Ну как же без этого? Девочка сохнет по тебе.
— Знаешь, Престон, — вмешалась Кира, — если бы существовал мировой чемпионат по нетактичности, сушеная непосредственность Рема могла бы считаться сильнейшим допингом.
Спорить я не стал.
— Ты знаешь, что Миумун должен был похитить Киру? — спросил Рем, в ненавязчивой попытке сменить тему.
— И он это сделал, — сказал я, прихлебывая из кувшина. — Правда, все пошло немного не так, как ожидалось.
Я задумался, поглядывая на своих друзей. Разговор с Кирой засеял мой умишко новыми идеями. Действие по обстоятельствам стало для меня каким-то новым, крайне неудобным и стрессовым видом искусства. Я давно оказался перед ненаписанной картиной, которая давала мне оплеуху палитрой за каждый неправильный мазок. Даже не так: она давала мне оплеуху вообще за каждый мазок, просто потому, что была размером с половину мира!
Один фрагмент в этом проклятом полотне я видел совершенно ясно.
Я был уверен, что не хочу, чтобы Гигану разорили, а Гротеск разрушили. Увеличение расстояния между мной и проблемами, больше не работало. Простым бегом по диагонали от Соленых Варваров, я их не остановлю.
— …и это наш шанс повлиять на обстоятельства.
— Что ты задумал? — спросил Рем.