На это мне ответить было нечего. Я почувствовал сомнение. Мы действительно находились в одинаковом положении. Я был воплощенным эгоизмом осторожного труса, а Реверанс аватаром дерзости решительного оппозиционера. При этом он действительно вынашивал свои идеи несколько веков. А я? Я просто вбил себе в голову, что должен ему помешать. За что я в действительности ратовал? За «Смеющуюся тень»? За хотельный дом госпожи Борьбусь? За глупую стражу? А кого это волновало кроме меня и других уголовников?
Уголовников!
Яйца Первого, вот чьи интересы я в действительности представлял!
Все это было змейски серьезно, и я, наконец, понял, во что ввязался.
В этот же момент кулак сжатого воздуха отшвырнул меня назад.
— Не мешай мне! — крикнул Реверанс. — Не мешай истории!
Он еще раз ударил по агонизирующему Терминалу и скрылся за колоннами.
Там, где он стоял, появился Миумун.
— Чего разлегся?! Не мог задержать его еще хоть на секунду? Проклятье. А что с твоим взглядом? Не слушай его бредни, колдун! Ему нужны свободные люди, ха! Единицы нужны ему, в единицах все его воспоминания. Он такой же эгоист, как и прочие, поверь мне! Он будет коллекционировать лучших и равнодушно наблюдать за страданиями миллионов недостойных его интереса. Соберись! Ты сейчас тоже движущая сила истории, не забывай об этом!
Он побежал следом за Реверансом.
— Циф! — выругался Цыпленок. — Циф-циф-циф! Циф!
— Да, мне это тоже не нравиться, — согласился я, поднимаясь. — Куда думаешь, он побежит?
— Циф-циф?
— Первый, откуда в тебе столько сарказма сегодня?
— Циф!
Я завернул за колонны и увидел, как Миумун стоит в конце короткого коридора, на развилке двух ответвлений. Он посмотрел направо, плюнул, и побежал налево.
— Что ж, — сказал я. — Значит, мы с тобой пойдем направо. Не может быть, что б такому козлу везло больше, чем нам, правда же?
— Циф.
Добежав до конца коридора, я свернул в затененный проход. Грязный, пахнущий маслами, уходящий вниз. Я бежал по нему, думая о стотри, томящихся внутри кораблей. Как они, уже построившись для высадки, с каменными лицами ждут своего часа. Они не знают, за что собираются воевать, не знают, чего от них в действительности хотят. Их запланировали надолго оторвать от моря, заставить вмешиваться в совершенно безразличные им дрязги новых республик.
Об уровне моего дилетантства и глупости можно было судить хотя бы по тому, что я никак не мог удержать картину целой. Меня бросало от одного конфликта к другому, и везде расчеты моей совести выдавали противоречащие результаты.
И что раздражало меня больше всего, это невозможность остановиться и как следует все обдумать. Нет, сейчас я мог полагаться только на инстинкты.
«Рано или поздно тебе придётся убить», — некстати шептал Рем из моих воспоминаний.
Реверанс стоял на мосту. Растопырив локти, он уперся ладонями в поручни и глядел вниз. Там слабо пульсировала плоская спираль. Жар ее смешивался с холодом, который наступал сверху. Одеяния первенца развевались в потоках теплого воздуха.
— Давай же! — кричал он. — Осталось совсем немного.
Словно в ответ ему спираль разгорелась с новой силой и резко аритмично запульсировала.
— Реверанс, остановись! — крикнул я. — Дай команду двигаться назад! Брехню, которой ты забил уши Соленым варварам ничем не оправдаешь!
Он посмотрел на меня уже не с сожалением, с яростью и усталостью.
— Отстань от меня! — закричал он. — Есть вещи…
— Циф!
Я ударил в первенца конусом оглушительного шума. Он схватился за свои перепонки и подался назад.
— К змею твои вещи, — бормотал я, приближаясь к нему.
Я был совершенно бесстрашен и спокоен в этот момент. Я его остановлю, билось у меня в черепе. Да, я не уверен, поступаю ли я правильно, и мне не хватает ума, что бы учесть все нюансы. Но все это зашло слишком далеко. Реверанс теряет контроль над ситуацией. Исток упадет. Упадет и разрушит собой Гротеск. После чего останется здесь если не навсегда, то на очень продолжительное время. Для стотри это будет не меньшее потрясение, чем для всего Истока. Две культуры пойдут на слом, возможно перемешаются, возможно истребят друг друга в бессильной ярости…
— Я все просчитал, — сипел Реверанс, словно читая мои мысли. — Все варианты!
У тебя никогда не было соратников, думал я непреклонно. А ведь за все это время ты, наверное, мир кругом обошел. Но никто тебя не понял, никто не смог даже вообразить себе операцию таких масштабов, Реверанс. Все проникались страхом и неверием от твоих идей.
Мы скрестили посохи, и я сразу же почувствовал, как сильно уступаю Реверансу в плане сноровки. Я давил его внутренней, необработанной силой, пока он тонко оборонялся с минимальными затратами маггических сил.
Наконец он отшвырнул меня: вырвавшиеся молнии ударили в мост.
— Циф, — сказал мой играющий тренер, вытирая крылышком кровь с моего подбородка. — Циф-циф!
— Ты сдаешься? — спросил Реверанс.
— Змея с два!
— Что ты сделал с Маширо?
— Понятья не имею, о чем ты!
— Я пытался связаться с ним перед тем, как уничтожил Терминал, — Реверанс поднял меня за ворот комбинезона и толкнул на поручни, едва не перебросив через них. — Он отвечал за Советника! Ты послал туда менадинца? Отвечай!
Я хрипел, нависая лопатками над пропастью.
И собирался бить ниже пояса. Подло. Но момент был подходящий.
— Не только его…
— Кого еще? Чучело? Монстра?
— Киру.
Хватка тут же ослабла. Я ткнул первенцу в челюсть навершием посоха и ударил резервом, оставшимся в печени. Маггия рванула меня за руки, но я вытерпел и ударил еще раз. Реверанс проглотил крик и заскользил по поручням, хватаясь за них когтистыми пальцами.
— Лжешь, — произнес он сквозь кровавую мокроту. — Лжешь, она не могла пойти против меня. Что ты с ней сделал?!
Я понял, что допустил ошибку. Первый, я только что намекнул ему, что между мной и его единственной дочерью могло произойти множество интересных межвидовых экспериментов.
Над Реверансом мелькнул силуэт гигантского змея, бледного чудовища способного убить меня одним взглядом. Ударом острейшей ненависти меня сбросило с моста. На несколько мгновений я застыл над спиралью, а потом меня швырнуло назад и заломило как крендель.
Клыки застыли над моими глазами.
— Что ты с ней сделал?!
— Ничего, — я рванулся изо всех сил.
В лицо брызнула холодная кровь, но Реверанс не отпускал меня.
— Гипноз, чары… Зомбирование? Что ты сделал?! Я зашвырну тебя в пустой Океан, выродок!
— Она сама так решила, — я чувствовал, как внутри что-то лопается от напряжения.
Посох в моих пальцах затрещал и вспыхнул, обжигая руку.
— Ложь! — Реверанс надавил еще, и я едва не потерял сознание.
Давление стало смертельным. На грани замирающего пульса, я цеплялся за жизнь, ослепнув и теряя слух перед наступлением вечной темноты и царства Хладнокровного.
В этом пограничье, чувствуя гнильцу загробных рек, я уже не слышал: видел цвета голосов. Серебристо-черный цвет яростного шепота Реверанса. На его границе что-то мелькнуло. Я увидел оранжевую звездочку. Она светила издалека, едва мерцая на краю темноты.
— Ну как ты, бандит? — спросила Вельвет.
Она сидела на своей койке, глядя не на меня — в раскрытое Окно, где терялся свет ночника.
— Зачем ты это сделала? — спросил я.
Меня словно не было в комнате. Только мое сознание укрепилось в верхнем углу, словно паук.
— Сделала что?