– в определенном порядке последовательно расставлять одну за другой страницы трудов различных философов;
– или, возможно, выдать какое-то «определение что…»;
– или например, предложить «формулу философии Платона», показать «схему учения Платона о пещере…»;
– или, допустим, предложить классификацию ушедших философов, их учений, выдавая все такое в качестве научения философией.
Конечно, все вышеописанное можно осуществлять, интеллект все такое умеет производить, фиксировать, но чем на самом деле являются такие мысли? Сумма такого – что это? То есть мысли Платона для меня возникают только после того, как я пропускаю через себя нечто прочитанное, и тут открытым является вопрос и перевода, и понимания раздельно существующих умов.
– В таком представлении сложно осознать такие вещи, как «философии Индии или Китая». Если предположить, что это «определенные учения о…», то есть определенные мудрости, тогда это не существует как первая философия, и такое – это не философия в некоем сократовском определении?
– А что такое диалектика? Если философия – это отсутствие мудрости, тогда диалог, диалектика и другое – это способ остаться над схваткой? Способ, метод, позволяющий уходить от необходимости стать-быть мудрецом? А различные синтез, тезис, антитезис – это всего лишь операции интеллекта?
– Существует ли политическая, религиозная или иная философии? Если это та же странность, выявляемая при рассмотрение разного, но это разное в определенном смысле выявляется как политическая, религиозная или иная мысль, и только в таком смысле можно говорить о такой-то философии. В чем же ошибка?
– Часто говорят о какой-то политической или, допустим, религиозной философии как о каком-то учении.
– Но философия – это не учение, и если первая философия становится учением, доктриной, системой смыслов, концепцией, теорией, то есть тем, что пытается обосновать нечто и его объяснить, рассказать о чем-то, а также научить в нем действовать, то это уже не философия в ее изначальном варианте. А точнее, это не первая философия.
– И любое начало философии – это и есть ее конец. Она замыкается на выявлении определенных странностей, при этом не создавая никакого положительного учения. Философия существует во время процесса выявления странностей, а после она исчезает, перестает быть… первой…
И, возможно, философия – это также и методология? Допустим, все может быть воспринято как метод, и для человека абсолютно все может выступать в качестве инструмента или метода, в том числе и философия. Конечно, такой метод обладает особым предназначением, и всегда возникает желание или даже соблазн использовать такой инструмент не по назначению, но это все приводит к тому, что философия исчезает и вырождается, становится чем-то иным, а не философией.
Философ – это не хранитель философской мудрости, а тот, кто изучает ставшую философию – это историк философии. Есть те, кто изучает поэзию, культуру, искусство в целом и т. п. И чаще всего изучающий не есть тот, кого он изучает. Точно так же есть те, кто изучает, преподает науку и те, кто ее создает. Есть те, кто практикует разное знание. То есть история философии констатирует какое-то ставшее мышление, какой-то ставший акт мысли, ставший чем-то пассивным, какую-то, так сказать, систему уже не мысли, какую-то на самом деле абракадабру, которая не есть то «живое» мышление, которое в акте происходящего обращается к «колодцу», к тому запредельному, к тому с той стороны, которое оно не может схватить, а схватывая, обращает в нечто мертвое, в явленную мысль. Поэтому любое «мышление об уже ставшей мысли» – это какое-то значительное упрощение, но даже такое упрощение, когда оно происходит, оно тоже постоянно ощущает на себе взгляд оттуда, и такой взгляд – это отдельные прорывы сверхмышления, которые возникают рядом при изучении даже уже чего-то мертвого.
Направление и содержание философского разговора
Странность философского разговора заключается в том, что он может выбирать любое направление. Если какая-то наука обязана49 говорить о своем предмете, изучать свой выбранный предмет, рассматривать свои явления, то, в отличие от такого тот, кто намеревается вести философские беседы, или тот, кто изучает философские разговоры, может удивиться тому, что нет никаких ограничений в отношении тем, направлений, форм, форматов, содержаний… разговоров с некоторым «но»50. И такой разговор – это в обязательном порядке еще и «обязательное состояние»51 того, кто ведет «такой» разговор. И без присутствия «состояния», то есть некоей «странности в присутствии», не возникает погружения в суть разговора, а также отсутствует его последующий «результат»52.
49
Такое – это достаточно спорное заявление, а точнее, это даже в определенном смысле примитивное утверждение.
50
Для автора таким «но» являются определенные «состояния», которые вызывает такое мышление. Но еще таким «но» принято считать некую «традицию» такого разговора.
51
«Такие состояния» – это табу для тех, кто считает, что такое мышление – это чистый абстракционизм, чистая рациональность, лишенная всяких чувственностей. Итак, такое чистое мышление как бы противостоит всему чувственному, потому что чувственное – это телесное, то есть низкое. Но состояние необязательно чувственное, а чувственное необязательно телесное, то есть низкое. Присутствующая активность целостна, можно выделить какое-то чистое мышление, но только в мышлении. Некое чистое мышление, в котором есть только запах формальной логики, имеет только «чистые формы» мышления. Такая традиция имеет давнюю историю, но, скорее всего, это допущение, упрощение… Но все на самом деле сложнее. Состояния – это ни в коем случае не противопоставление мышлению. В действительности «состояния» = «мышление», точнее, они тождественны.
52
Результат – это другое состояние мышления. Полученная «практика знать» о таком состоянии. Умение приближаться к такому. Разглядывать такое, иногда пребывать в таком. Но почему такое в одном случае есть, а для других отсутствует – это загадка.