Майкл поднял ворот пальто и еще несколько секунд стоял под окнами богатого дома — пристройки с обратной стороны борделя, — глядя на распахнутое окно спальни, где уже загорелся свет, и, если бы не подступающий рассвет, который чувствовался в воздухе, он бы мог зайти через дверь. Лишь попросить разрешения и встретиться с Джеймсом… Но не сейчас.
Майкл помнил, как нашел его в той комнате. Такого легкого и неподвижного. Холодного. Помнил остекленевшие голубые глаза и алую пелену, которая покрыла собой весь мир.
Прежде ему казалось, что мертвые люди, которых он и прежде помнил, были жертвами того серого монстра, но теперь он точно знал, что крылатая тварь не нападала на деревню. Он бы не выполз из лесов, если бы не запах крови и вонь страха, наполнившие воздух над деревней с наступлением темноты. Все эти жизни… Словно уничтожив их, он смог бы вернуть одну единственно важную.
Майкл помнил, как его проклинали, помнил крики и звон мечей. Помнил, как погибали его собственные люди, не в силах оказать ему сопротивление.
И только после этого появилась та тварь, успевшая налюбоваться бойней, устроенной капитаном наемников, и пообедать напуганной женщиной, пока наблюдала за этим кошмаром.
Были и жители, звавшие на помощь. Вот только теперь Майкл знал, что они звали не его, а пытались спастись, надеялись, что чертов зверь — ответ на их молитвы.
Мужчина посмотрел на свою бледную руку и вздохнул, заставляя себя дышать скорее по привычке, чем ради необходимости.
Из-за угла подворотни вышла уличная девка, которую уже явно успели не раз помять за эту ночь. Заметив богато одетого мужчину, идущего по темному переулку, она игриво улыбнулась ему и поманила к себе.
Майкл лишь усмехнулся и хотел было пройти мимо. Вот только день, проведенный с Джеймсом, лишил его сил, а впереди был очередной восход, и к следующей ночи нужно, чтобы тело было полно жизни. Ради Джеймса. Только ради него.
Фассбендер небрежно пригладил и без того идеальные темные волосы и с хищной усмешкой направился к девушке, оттесняя ее в густой сумрак умирающей ночи.
***
От Мэри-Энн пахло клубникой, и этот запах казался слишком сладким. Джеймс как в каком-то трансе отвечал на ее ласки, прикасался к ее телу и отзывался на поцелуи, когда все его мысли были поглощены Майклом и тревожным жутким сном, который юноша помнил до мельчайших подробностей, словно это был не бред его спящего сознания, а события прошлой ночи. И вместе с тем этот бред казался ему на удивление правильным. Лишь вспоминая, как Фассбендер прижимал его к колючей ткани плаща на том неизвестном сеновале, Джеймс смог справиться со своей любвеобильной Мэри-Энн, стараясь не встречаться с ней взглядом и даже не смотреть в лицо, позволяя фантазиям, мечтам и воспоминаниям наполнить его сознание, став почти реальными.
Но этого было мало, слишком мало, чтобы развеять реальность до конца.
— Черт, я… Прости…
— Ничего, ничего, все хорошо, милый, — заверила его женщина, пылко целуя, и повалила Джеймса на смятые простыни. — Ты только от врача. Тебе нечего стыдиться, — ласково заверила она его, касаясь губами шеи и ключицы своего любовника, который безучастно смотрел в потолок, словно не замечая ее ласок и страсти. — Я понимаю, тебе нужно еще немного времени и тогда…
— Да, — не дослушав ее, кивнул Джеймс и, проведя рукой по бледному лицу, наклонился, поцеловав любовницу в макушку, а затем осторожно высвободился из ее тонких рук, встав с постели, и принялся одеваться. Он надеялся, что она воспримет его бегство как признак скромности или стыдливости за неудачу в постели, а не как признак того, что он просто хочет побыстрее покинуть их постель, их спальню и этот дом.
— Это необязательно, — серьезно сказала Мэри-Энн, подперев голову рукой и наблюдая за тем, как одевается МакЭвой. Она с вожделением смотрела на его стройное тело, на то, как торопливо юноша надевает брюки и…
Ее взгляд зацепился за темное пятно на его бедре. Всего одно мгновение, прежде чем Джеймс застегнул брюки и принялся возиться с рубашкой, но этого хватило, чтобы гнев ревности разгорелся в душе женщины, которая с легкостью могла отличить синяк от засоса. И она почти сорвалась.
— Куда ты собрался? — как ни в чем не бывало спросила она, но ее взгляд уже не был таким ласковым.
— Хочу прогуляться по площади, — пожал плечами Джеймс, — и зайду к врачу…
— Я уже купила таблетки, они в комоде. Я говорила об этом.
— Ах, ну, тогда просто прогуляюсь, — ничуть не смутился Джеймс, улыбнулся, порывисто подойдя к Мэри-Энн, и наклонился, чтобы поцеловать ее.
— Хмм, — протянула женщина и села в кровати. — Может, тебе лучше отлежаться?
— Я вернусь скоро. Обязательно отдохну, — МакЭвой подошел к комоду и, достав стеклянную баночку с бордовыми пилюлями, пробежался глазами по рецепту, высыпал на ладонь парочку таблеток и торопливо проглотил их.
— Тебе так резко захотелось «прогуляться»? — с небрежной насмешкой и едва заметным сомнением спросила Мэри-Энн, и Джеймс замер, поправляя свою рубашку и не глядя застегивая пуговицы.
Да. Словно что-то пронизывало все его внутренности насквозь, цепляясь острым крюком за живую плоть, и тянуло его прочь из дома. Влекло и манило, и, попытавшись провести утро в объятиях женщины, которую когда-то любил, Джеймс только острее почувствовал желание сбежать. Так сильно, как никогда прежде, хотя ему не раз и не два казалось прежде, что контроль Мэри-Энн и стены ее дома душили и подавляли его. Но сегодня это ощущение достигло своего предела, когда уже не только сознание, но и его тело отказывались функционировать под крышей этого дома.
— Разумно ли тебе, больному и ослабшему, прогуливаться одному в такую погоду? — Джеймс пропустил слова о немощности мимо ушей, хоть и почувствовал внезапный приступ злости, и, едва не оторвав последнюю аккуратную пуговицу, прикусил губу, торопливо набросив на себя жилет и пиджак.
— А что не так с погодой? Это же Лондон, — небрежно пожал плечами Джеймс. — Если что, я возьму зонт, — он намеренно не смотрел на Мэри-Энн, которая уже успела подняться с кровати и накинуть легкий шелковый халат. Женщина продолжала стоять у окна и цепко наблюдала за каждым движением своего молодого любовника, сжимая руки в кулаки так сильно, что острые ногти до боли ранили ладони; но лицо ее все еще было спокойным.
— Возьми обязательно, там явно скоро будет дождь, а то мне будто твоего внезапного малокровия мало, чтобы еще лечить тебя ото всех простуд.
— Словно ты будешь этим заниматься, — бросил Джеймс, не оглядываясь, и, прежде чем разговор перешел бы за грань спора, коротко попрощался, обещав вернуться к вечеру. Широким шагом он вырвался из спальни и торопливо сбежал по деревянной лестнице, устланной темно-зеленым ковром, в прихожую. Пальто, перчатки, цилиндр, сапоги. Про зонт он все же забыл — слишком спешил переступить порог дома, который будто бы изо всех сил выталкивал его на серую холодную улицу.
Голова противно болела, но Джеймс продолжал идти по холодной улице, чувствуя, как хищный ветер с тихим завыванием пронизывал ткань его пальто, стараясь дотянуться до тела и выпить из него живительное тепло. Шорох оставшейся листвы казался оглушительным, а людей на улице было слишком много. Они раздражали, из-за них хотелось кричать, расталкивать их в стороны и бежать по мостовой все дальше и быстрее. И Джеймс знал, куда он хочет бежать и куда именно его так сильно манит. Эти странные, слишком живые сны, от одного воспоминания о которых сердце начинало биться быстрее. Слишком реально. Запахи, чувства, обстановка. Даже момент собственной смерти Джеймс помнил так отчетливо, словно это произошло всего пару минут назад, а затем от боли и холода он потерял сознание, и вот уже очнулся на улицах Лондона, до которого так и не добрался, сколько бы ни мечтал вырваться из своей деревеньки.