Полуобнаженный, в съехавшей на плечо белой мягкой рубашке Джеймс с растрепанными волосами, красными губами и затуманенным взглядом голубых глаз совершенно бесстыдно раскинулся на кровати, скрестив ноги в чулках.
Юноша игриво прикусил губу и согнул одну ногу в колене, стараясь действовать небрежно, словно невзначай показывая себя с лучшей стороны. Алкоголь путал мысли и делал их необычайно игривыми, а нежный шелк стягивал кожу, которая почему-то теперь стала чувствительнее. Джеймс облизнул губы и провел рукой по внутренней стороне своего бедра, касаясь бледными пальцами кружевной резинки чулка, подхватил ее пальцами и слегка оттянул, отпустил, позволяя ей с тихим шлепком вновь крепко обхватить его ногу.
Надо признать, о подобном Майкл не думал, определенно не ожидая увидеть такое, но то, что он наблюдал, совершенно точно ему нравилось, а заострившиеся клыки до боли врезались в нижнюю губу.
Майкл неспешно направился к Джеймсу, разглядывая непривычно расслабленного и такого откровенного юношу, чувствовал исходящий от него запах дорогого алкоголя и бросил взгляд на пустую бутылку.
— Не видел прежде тебя пьяным,— скорее для себя заметил Майкл.
— Тогда смотри, — Джеймс театрально раскинул руки в стороны и слегка прогнулся в спине, отчего на мгновение у Майкла потемнело перед глазами из-за внезапно накатившей волны неудержимого желания просто наброситься на Джеймса и овладеть им сразу, без прелюдий. Чтобы знал, как дразнить, давая понять, что он почти сутки томился один в отеле. Чтобы знал, что бывает, если так заманивать с самого порога. Чтобы знал, как тяжело Майклу сдерживаться от столь необычного и немного дикого вида черного шелка на стройных ногах Джеймса, пенящегося кружева, ласкающего его белоснежную кожу.
В этом веке носят слишком много одежды.
Майкл снял пиджак и жилет, оставив их небрежной кучей лежать на полу, разулся под лукавым взглядом Джеймса, к голове которого уже начала приливать кровь, придавая его коже очаровательный розоватый оттенок.
— Ты прекраснее любой из девушек в вашем борделе, — оценил Фассбендер, забираясь на кровать и уже чувствуя, как упруго упирается его член в дорогую ткань брюк.
МакЭвой хихикнул, поправив волосы, приподнялся на локтях и прикусил губу, завершая образ.
— Еще раз сравнишь меня с бабой, и я тебе врежу, — строго предупредил шотландец, и по блеску в его глазах было видно, что даже в таком состоянии он не шутил. Майкл невольно вспомнил, как злился Джеймс когда-то давно, в той жизни, когда его еще звали Марти, лишь от одного упоминания его женственности. И не раз влезал в драки из-за этого.
— Хорошо, — принял это условие Фассбендер, устраиваясь между ног Джеймса и бережно разводя их в стороны, поглаживая колени, обтянутые черным шелком. Мужчина нервно сглотнул, жадно уставился на расставленные ноги Джеймса. Они совсем не походили на длинные худые ножки ночных бабочек, были куда сильнее и не такие гладкие, но, увидев их в чулках, Майкл вдруг осознал, насколько они красивы. Он прежде не замечал… Касался их и ласкал, но в основном лишь прикусывал его бедро, раздвигал его ноги, не уделяя им должного внимания, и теперь эта оплошность казалась преступной. Юноша удобнее устроился в кровати, выше приподнимаясь на локтях и опасно сдвинувшись к краю. Он наблюдал за тем, как Майкл неспешно оглаживал его ноги от самых щиколоток вверх к колену и выше к бедрам, задерживал прикосновение на линии кружевной резинки чулок, и МакЭвоя завораживало то, как расширяются зрачки Майкла, делая его глаза практически черными. — На тебе это смотрится великолепно, — Майкл оскалился в хищной улыбке, и на мгновение Джеймсу показалось, что его клыки стали немного длиннее. Но это видение покинуло мысли, как только мужчина впился пальцами в его колени и прижался губами к внутренней стороне бедра юноши, шире разводя его ноги в стороны, срываясь с легких поцелуев на болезненно приятные укусы, лаская теплую кожу влажным языком и прижимаясь практически к самому паху, прикусывая бледную кожу выше линии чулок.
Майкл не хотел терять ни секунды, чувствуя физическую потребность прикоснуться, опробовать, испытать это с Джеймсом прямо сейчас. Он вел носом по нежной коже его бедра, потом провел языком по границе резинки чулка, чувствуя, как сначала его язык прошелся по нежному кружеву, а затем по солоноватой горячей коже, и закрыл глаза, глубоко вдыхая запах Джеймса. А затем ощутил, как полувставший член юноши, наполовину скрытый тканью рубашки, дернулся, наливаясь кровью, твердея от каждого прикосновения и поцелуя, и едва не зарычал, торжествуя. Он крепче сжал ноги Джеймса и прижался губами к его члену прямо через ткань, дразня чувствительную кожу упругой головки губами и языком, пока белая ткань рубашки не пропиталась насквозь от его слюны и влаги Джеймса, а затем с довольной улыбкой вновь вернулся к бедрам, на этот раз целуя ниже линии кружев, одновременно поглаживая ноги от колен до самых щиколоток, чувствуя, как легко скользит шелк под его руками. Он приподнялся, целуя колено Джеймса, сжимая его щиколотки, поглаживая его икры и чувствуя, как дышать становится все сложнее, а его дорогой и такой игривый юноша уже начал тихо ругаться от возбуждения, и слышать это было так же приятно, как и возбужденные вздохи. Майкл прикусил ногу Джеймса чуть ниже колена, пока не спеша снимать с него черные чулки, наслаждаясь прекрасным видом и недоумевая, почему он не подумал об этом прежде. Его Джеймс так прекрасен, что сам сделает любой предмет одежды возбуждающим, просто надев его. Майкл тихо зарычал и потянул Джеймса за ногу, закинул ее себе на плечо и повернул голову, целуя его лодыжку, провел рукой по ноге юноши до кружевной резинки и потянул за нее, чуть приспуская, жадно глядя на юношу, который уже с трудом дышал, а член его стоял так крепко, что оттягивал ткань рубашки, липнущей к нему, и сквозь влажную ткань можно было различить очертания мокрой упругой головки. Джеймс потянулся к себе, но Майкл строго зарычал и остановил его, перехватил запястье и слишком резко опустился ниже к юноше, чувствуя, как его нога соскользнула с плеча.
— Не трогай себя, — мягко попросил Майкл, целуя запястье Джеймса, чувствуя, как пульсирует кровь в его венах, и, отпустив руку, скользнул по телу юноши, чтобы продолжить свою сладкую пытку, целуя и вылизывая его бедра, снова игнорируя твердый член.
— Майкл, черт, хватит! Я и так слишком долго ждал! — Джеймсу показалось, что пелена алкогольного опьянения начала растворяться в резкой волне возбуждения, и он невольно дернулся, прижимаясь крепче к Майклу, уперся одной ладонью в кровать, а второй схватился за жесткие темные пряди Фассбендера и попытался поднять его чуть выше, к напряженному члену, заставляя забыть о ногах и бедрах, но у него ничего не вышло. Лишь послышалось почти животное недовольное возбужденное рычание, и Майкл крепче сжал пальцами колени Джеймса, заставляя того тихо вздохнуть и прогнуться от очередного укуса, боль которого моментально пропала с влажными прикосновениями ловкого языка.
— Майкл… — на выдохе простонал Джеймс, и, словно одобряя его стоны, Фассбендер смял ткань рубашки, открывая член Джеймса, и благосклонно коснулся губами твердого небольшого члена юноши, широко провел по нему языком, вылизывая каждую венку на чувствительной плоти, но лишь затем, чтобы вновь оставить Джеймса изнемогать от возбуждения.
Острые зубы сомкнулись на черном кружеве, и Майкл начал медленно стаскивать один чулок со стройной ноги Джеймса, спускаясь все ниже по его телу, и юноша вздрогнул, ощутив, как прохладный воздух коснулся его чувствительной кожи, а шелк, словно вода, заструился по его ноге, освобождая ее. Фассбендер порывисто поднял взгляд на возбужденное лицо МакЭвоя, и у того перехватило дыхание от одного вида почерневших глаз Майкла. Он стянул чулок чуть ниже колена и отпустил кружево, тяжело дыша и замерев на мгновение.
— Перевернись, — властно приказал Майкл и не сдвинулся с места, пока Джеймс не выполнил его просьбу, с тихим вздохом перекатившись на живот и возбужденно застонав, когда его член уперся в смятую ткань одеяла. Но Майкл не дал ему насладиться этим ощущением, перехватил его под бедра и так быстро подложил под них подушку, что МакЭвой на мгновение задумался, как вообще можно двигаться так быстро, но эти мысли пропали, как только его ягодиц коснулась прохладная смазка.