Губы покалывало от нехватки поцелуев, и Джеймс невольно облизывал и кусал их, сжимая бледными пальцами простыни, чувствуя, как уже обнаженный Майкл наваливается на него сверху, торопливо стягивая с разомлевшего шотландца пропитавшуюся потом рубашку, прижимаясь кожей к коже.
Дышать было трудно, и все тело млело от возбуждения. Кровь пульсировала в члене, отдаваясь нетерпеливой болью, а от тихих хлюпающих звуков с каждым движением пальцев Майкла хотелось довольно урчать. Острые зубы мужчины впивались в плечи и шею, причиняли лишь легкую боль, тут же сменяясь ласковыми поцелуями. Джеймс прикрыл глаза и запрокинул голову, подставляясь под ловкие пальцы, чувствуя, как горячий твердый член Майкла скользит по его ягодицам и бедрам, оставляя на и без того влажной коже следы вязкого предсемени.
Боль была резкой и порывистой. Джеймс даже не заметил своего болезненного шипения за диким возбужденным рыком Майкла, который тут же словно окутал все его тело, двигаясь резко и глубоко, заставляя забыть обо всем и только стонать с каждой новой волной удовольствия, впиваясь в простыни так сильно, что слышался треск ткани. Очередной болезненный укус, и от резких движений перед глазами замерцали разноцветные точки, а тело разорвало от сладкого напряжения.
С минуту голова была совершенно пустой, а тело — бессильным.
Джеймс тяжело дышал, рухнув на кровать и чувствуя, как влажные от пота волосы щекочут лоб.
Майкл неспешно целовал его плечо, словно пытаясь коснуться губами каждой родинки и веснушки, покрывавшей кожу молодого шотландца, но руки его крепко сжимали бедра юноши, и Джеймс чувствовал, как сбилось дыхание Майкла. Тот провел языком по его шее и крепче вжал разомлевшего юношу в кровать, продолжая двигаться в его расслабленном теле. Стоило ему лишь понять, что Джеймс не против и что ему не больно, как движения из осторожных сорвались на резкие и жадные, а сам Майкл только теперь по-настоящему начал стонать на ухо Джеймса, задевая его тонкими губами, вбиваясь в его влажный от смазки и пота зад и плавясь от наслаждения. Движения были слишком быстрыми и порывистыми, юноша застонал и вздрогнул, понимая, что его тело, которое еще минуту назад отказывалось двигаться, теперь вновь начинало наполняться вязким возбуждением, и с каждым движением Майкла ему хотелось кричать и подгонять его, но он только цеплялся за простыни и бессвязно шептал его имя. Джеймс вздрогнул, когда Фассбендер уткнулся в его плечо лицом с особенно громким стоном и вошел в него так порывисто, что ощущения отдались легкой болью где-то внизу живота, а сам мужчина, тяжело дыша, навалился на юношу, не желая двигаться больше или покидать его обжигающе жаркого тела.
Никто из них не следил за временем, не слышал хода часов на тумбе. Они просто лежали, млея от наслаждения, и Майкл поглаживал плечо Джеймса. Дышать было сложно из-за немалого веса мужчины, но вместе с тем было что-то невероятно уютное и безопасное в этом застывшем во времени моменте. Такое полное единение, что не хотелось шевелиться. И потому Джеймс даже немного расстроился, когда Майкл тихо перекатился, ложась рядом и притянул юношу к себе вплотную, скользнул рукой по его бедрам, на которых все еще красовались полуспущенные чулки, по одному из которых пошла тонкая стрелка разорванной нежной ткани, через которую можно было увидеть бледную кожу Джеймса.
— Я помню, как пахло сено в том сарае, за кузницей, где мы с тобой ночевали, — совсем тихо, словно в трансе, произнес юноша и почувствовал, как Майкл на мгновение напрягся, а его тонкие пальцы замерли, перестав вырисовывать на спине Джеймса какие-то замысловатые узоры.
— Ты вспомнил, — в его тихом голосе послышалась счастливая улыбка, Джеймс прикрыл глаза и кивнул, улыбнувшись и чувствуя, как крепко его обнимает Майкл, прижимаясь лицом к шее. — Позволь мне хотя бы сейчас исполнить мое обещание, — приглушенно попросил Фассбендер, не выпуская юношу из рук.
— Мы и так в городе.
— Нет. Позволь мне забрать тебя из жизни, в которой ты чувствуешь себя узником, — пояснил Майкл.
— Это не так просто… — с сомнением произнес Джеймс, чувствуя, как вспотели ноги в кружевных чулках, но ему было слишком лень не то что снимать их, а даже просто двигаться.
— Все просто, — усмехнулся Фассбендер. — Завтра ночью мы с тобой уедем. Я могу это устроить.
— Правда? — все еще сомневался Джеймс и покосился на Майкла, но увидел только бледное довольное лицо мужчины, а вместо ответа ощутил прохладный поцелуй, которого так не хватало.
— Да. Я могу сделать это для тебя, — выдохнул Фассбендер, и ответной улыбки Джеймса ему было достаточно в качестве ответа.
***
Джеймс вернулся домой, когда ночное небо уже истончилось, став из чернильно-черного прозрачно-серым, и звезды померкли на небосводе, предчувствуя скорое тепло ярких солнечных лучей. Одежда была немного помятой, но МакЭвой надеялся переодеться до того, как Мэри-Энн его увидит и начнет задавать вопросы. Он уже подходил к дому и на ходу поправлял манжеты рубашки. Проклятые запонки, которые подарила ему Энни, сделанные на заказ, но с такими длинными застежками, что они вечно кололи запястья. Порой Джеймс думал, что Мэри-Энн специально заказала их такими — сказывался особый вид ревности и желание причинить хоть незначительную боль, — но потом быстро одергивал себя, напоминая себе, что его любовница не так уж и кровожадна.
Он отпер дверь, и, словно желая опровергнуть его недавние мысли, помещение разорвалось от крика.
— Гребаная сучка! — голос Мэри-Энн разорвался подобно бомбе, едва только Джеймс успел переступить порог их дома.
— Энни! — крикнул мужчина, уже понимая, что дело плохо. Со второго этажа доносился звон разбитого стекла и женский крик вперемешку с мольбами о прощении. Юноша бросился к лестнице и побежал наверх, чувствуя, как скомкался ковер, уходя из-под ног. Он едва не рухнул на ступеньки, успев вцепиться в деревянные крепкие перила, и ринулся к спальне, откуда доносились голоса.
— Я не виновата, госпожа!
— Не смей мне врать! Я знаю, что это ты! — голос хозяйки борделя сорвался на одержимый рык, и снова раздался грохот. Джеймс резко дернул на себя дверь спальни, но та оказалась запертой.
— Энни! Не глупи, успокойся и открой дверь! — крикнул шотландец, чувствуя, как бешено забилось сердце от волнения и очередного женского крика.
— Джеймс, умоляю, спаси!
— Анабель! — МакЭвой с трудом узнал дрожащий от страха голос подруги.
— Я так и знала, что это ты, рыжая тварь! Думала, я и дальше позволю тебе бегать за ним?
— Милая, оставь ее в покое, я никогда… — но Джеймса прервал очередной вскрик. Было слышно, как бедняжка Анабель мечется по комнате, пытаясь сбежать от взбешенной Мэри-Энн.
— Нет!
— Черт, — Джеймс разбежался и со всего размаха врезался в дверь плечом, и, услышав треск со скрипом, ввалился в разваленную комнату, в которой были перевернуты стол и стулья вместе с мягким диваном.
— Джеймс! — бледная от страха, как смерть, Анабель с заплаканными красными глазами и синяком на скуле бросилась к мужчине, но он лишь вытолкал ее в коридор, а сам бросился к любовнице, пытаясь ее успокоить.
— Энни.
Звон пощечины отдался эхом в голове, и боль обожгла щеку, но Джеймс продолжал стоять на месте.
— Сволочь! Думал, я не узнаю, что ты на стороне трахаешь эту паскуду? Думал, весь такой незаметный со своими исчезновениями? Даже сейчас вместе с ней пропадал всю ночь. Думал, то, что она пришла всего на несколько минут раньше, делает все таким таинственным и непонятным?!