— У меня ничего нет с Анабель, — как можно спокойнее заверил Джеймс взбесившуюся Мэри-Энн. Ее прическа растрепалась, светлые пряди в беспорядке падали на лицо, а кроваво-алое платье с тугим корсетом, казалось, пылало на женщине, в глазах которой плескалось неподдельное безумие. — Тише, милая…
— Не смей называть меня так, — прошипела она, и в свете еще неокрепших лучей солнца, прорывающихся через тонкое хмурое утреннее небо, блеснул металл небольшого дамского револьвера.
— Спокойно, — Джеймс замер на месте, чувствуя, как по спине пробежал холодок. — Все хорошо, опусти оружие…
— Я все тебе дала, тварь ты неблагодарная, а ты все равно только и делаешь, что бегаешь налево.
— Это не так…
— Заткнись! — ее руки дрожали, но дуло пистолета было направленно на Джеймса, и с такого крохотного расстояния было бы невозможно промахнуться.
Сердце билось как бешеное, кровь наполнялась адреналином, растекаясь по телу, по каждой клетке, питая мускулы новой силой, но юноша не мог сдвинуться с места, понимая, что он не сможет обогнать пулю.
— От тебя воняет сексом. Чертов лжец. И ты смеешь приходить в мою постель после того, как провел ночь с этой шлюхой!
— Я… милая, успокойся, — попытался угомонить ее Джеймс, но осознал, что все кончено, слишком поздно. Он видел дуло пистолета и даже слышал хлопок выстрела. Где-то далеко. Недосягаемо далеко. Словно пуля попала в прошлую жизнь, и он слышал ее отголоском воспоминания. Все слилось, сложилось в единое целое и разорвалось болью в груди у самого сердца.
Знакомый холод. Знакомая темнота.
И едва слышный, пугающий до дрожи рык Майкла. Джеймс не видел его, но знал, что это он. Легкий аромат его одеколона.
И горелой плоти.
========== Глава 8: В тени церковных стен ==========
Его рык не походил ни на рычание зверя, ни на крик боли и гнева живого человека, в нем не было ничего из того, что могло бы зародиться в этом мире. Прочные стены содрогались под ударами сильных рук, грохотали и стонали, осыпаясь каменной крошкой.
— Господин! Хозяин, прошу, успокойтесь! Нет, нет-нет-нет!
Окно проломилось, не выдержав метаний обезумевшего потустороннего зверя, и сквозь разорванные тяжелые шторы в комнату проник ослепительно яркий, прямой, словно копье, луч света, врезаясь в грудь твари, от которой все еще чувствовался запах гари.
Рэнфилд, забыв о страхе, бросился на своего взревевшего хозяина и свалил его на пол под прикрытие спасительного мрака, подальше от смертельного света.
Майкл рычал, изогнувшись на полу, и, казалось, не замечал боли, хотя все его тело обгорело, кожа облезла, обнажая бледное мясо, жилы и вены, по которым перетекала густая черная кровь. Обожженная плоть едва заметно дымилась, но кожа уже начинала появляться, обтягивая тело новым покровом, придавая Майклу прежний практически человеческий облик.
— Джеймс, — прорычал Фассбендер и столкнул с себя слугу, который отчаянно пытался успокоить обезумевшего господина.
— Вы не можете туда выйти! Хозяин, уже настал день, Вы погибнете, не дойдя и до ближайшего поворота!
— Я не могу его оставить!
— Я найду его! — Рэнфилд подскочил к Майклу и, схватив его за предплечье, взволнованно уставился на все еще изуродованное лицо, которое пострадало даже сильнее тела — часть щеки и губы вовсе выгорели до костей, обнажая череп и удлиненные хищные клыки. Плоть восстанавливалась медленнее кожи, и ее заживление выглядело куда более заметным.
— Прошу, господин, успокойтесь, Вы ничего не сможете сделать днем, лишь обратитесь в прах, так и не увидев юного господина вновь, — ухватился Рэнфилд за единственный аргумент, который мог бы вразумить Фассбендера. Майкл с трудом заставил себя стоять спокойно и прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на своих ощущениях, почувствовать собственную кровь, которая теперь текла по венам Джеймса, удерживая жизнь в его теле.
Он мог его чувствовать. И лишь палящее смертельное солнце, высасывающее все силы, не давало действовать.
Но это не остановило Майкла, когда он уже вернулся в один из своих домов, собираясь отдохнуть перед предстоящим ночным отъездом.
Страх Джеймса и боль, пронзившая его грудь, подобно лавине, обрушились на Майкла, и он в ужасе едва не рухнул, успев вцепиться в стену. Ничего не объяснив взволнованному Рэнфилду, Фассбендер рассеялся в ускользающей ночи, чувствуя, как бледные лучи солнца сжигают его заживо, несся, стараясь держаться в тени домов, перемещаясь стремительно, подобно дикому ветру, прижимаясь к стенам холодных зданий, пока не ворвался в дом за борделем.
От света слепило глаза и звенело в ушах. Поднимающееся солнце начинало вступать в свои права, вытягивая силы из ночной твари.
Он убил ту женщину? У нее был пистолет, и от нее воняло гневом и страхом. В воздухе пахло порохом.
Неважно.
Все звуки исчезли, когда Майкл бросился к бездыханному Джеймсу, еще чувствуя, как жива и горяча кровь в его теле. Черная жидкость из разорванного запястья капала и стекала по губам Джеймса, пока Майкл пытался вернуть его к жизни, забрать с собой в ночь его еще не покинувшую тело душу.
Так светло.
Он чувствовал вонь собственной горелой плоти, ощущал, как закипают органы и лопается, расползается кожа.
А затем крики. Хриплые голоса мужчин, ворвавшихся в комнату, торопливые слова молитвы, от которых все внутри холодело и сжималось, словно невидимая сила выталкивала Майкла из дома, подальше от бездыханного, перемазанного кровью Джеймса.
Выстрелы.
Он успел оскалиться, но даже не попытался броситься на охотников, боясь выпустить Джеймса из рук.
Майкл посмотрел на свои ладони, на которых уже восстановилась бледная холодная кожа.
Он не смог. Серебряные пули и святая вода, меч с серебряной окантовкой. Чертовы охотники были готовы, и, если бы не Рэнфилд, Майкл бы наверняка познал смерть во второй раз, так и не выпустив Джеймса из рук. Но слуга смог вырвать его из всего этого хаоса. Майкл сам не знал, как именно. Тогда его глаза совсем ослепли, выжженные светом, а мысли метались в агонии, и единственным желанием было укрыть от всего Джеймса.
А теперь…
Майкл не чувствовал биения его сердца, но знал, что все получилось. Незримая связь общей крови и душ, которые смогли обрести друг друга вновь, преодолев все океаны времени и жизни.
Одно живое существо в двух разных телах. Он всегда сможет почувствовать Джеймса. Сможет найти его.
— Он в северной части города, — едва слышно произнес Фассбендер и отошел глубже во мрак дома. На мгновение все перед глазами начало расплываться. Он цеплялся за ускользающее чувство, которое тянуло его к Джеймсу, старался почувствовать его ярче, понять не только направление, но и место. Понять, что окружает его уже не живого любовника, и впервые за долгое время молился, чтобы Джеймс смог продержаться до его прихода, пусть и почти не надеялся на то, что его молитвы будут услышаны.
— Найди его. Мне нужно точно знать, где они его держат и что подготовили.
— Да, господин.
Майкл судорожно пытался найти способ хоть как-то добраться к Джеймсу до захода солнца, как можно быстрее, и неважно, как это опасно для него будет.
***
Воздух вонял ладаном. Его тяжелый маслянистый запах переполнял все вокруг, причинял жгучую боль при каждом вздохе, разъедал нос, сдавливал горло тошнотой. Голова болела от тихого звона, наполняющего черепную коробку изнутри, словно там завелся огромный неумолкающий комар, собирающийся свести с ума своим писком.
Пол холодный, и подняться с него не было сил. Все мышцы были окутаны ледяной слабостью, и внутренности болезненно сводило невыносимым гулом, затмевающим сознание алой пеленой. В нем рождались страшные образы разорванных живых существ, мяса и кожи, пульсирующей теплой крови, от одной мысли о которой все замирало, и хотелось ощутить этот вкус, наполниться им до краев, но даже тогда не прекращать поглощать.