– Кстати, забыла предупредить, меня сегодня ночью не будет.
Дверь захлопывается вновь, и на короткое время комнату окутывает тишина.
– Вы уже придумали, что будете рисовать? – спрашиваю я у ребят.
– Я хочу изобразить кобру, – отвечает Зак.
– Может, стоит выбрать что-то другое? Тебе не кажется, что змея – это слишком для университета?
– А что, если преподаватели начнут допрашивать студентов, чтобы узнать, кто осмелился разрисовать такое священное здание. Нью-Йоркский университет ведь никакой-то там никому не известный колледж. Вы уверены, что проблем не будет? – прерывает нас Рамона.
Когда идея разрисовать универ только появилась, никто не подумал о возможных последствиях. Сейчас же эта затея кажется мне безумной. Что, если Рамона права, и у нас возникнут сложности? Конечно же, взрослые не оценят наш поступок, и возможно, начнется разбирательство. Но разве мы нарушаем закон? Я, Рамона и Зак – не единственные, кто занимается граффити, и мне еще ни разу не доводилась видеть в различных новостях, чтобы рисунок на здании обернулся катастрофой. Максимум – штраф, но никто о таком судачить не станет.
– Если мы будем аккуратны, нас не поймают. Рамона, ты же знаешь, сколько мы этим занимаемся, и ни разу не было проблем. Мы умеем заметать следы, – отвечаю я.
– Да, но у меня такое предчувствие, словно это все добром не закончится, – качает головой подруга, а я просто пожимаю плечами.
– Начнем с левого крыла, там мало кто ходит из взрослых, точнее, вообще никто, кроме студентов.
Обсудив сегодняшнюю ночь, я провожаю гостей и еще раз приношу извинения. Они говорят, что все нормально, но просят меня больше так не делать. Рамона и Зак считают «братьев» и «сестер» врагами. Когда-то я тоже так думала, это началось после того, как меня оставил Дез. «Братья» лишили меня друга, и простить я их не смогла… да и не могу до сих пор.
Закрыв дверь, я прислоняюсь к ней спиной и запускаю руку в короткие кудрявые волосы. Это полнейший ужас. Сколько же ошибок я совершила за два дня. Легонько ударившись головой об дверь, я смотрю на потолок, делаю глубокий вздох и отталкиваюсь.
Снова всплывают мысли о прошедшей вечеринке, мне было так хорошо. Я впервые напилась, впервые так много смеялась после смерти отца. Дез веселил меня и дружески обнимал. Я погружалась в прошлое, в котором он точно так же прижимал меня к себе.
Если Дез рискнет еще раз пригласить меня на вечеринку, смогу ли я отказать? Конечно, я пообещала друзьям, что больше ни ногой в дом братства, но они знают, что я по-прежнему помогаю Дезу с учебой, а значит, просто не смогу не появляться там. Может, если он еще раз меня позовет, я скажу друзьям, что мы с ним занимаемся?
Господи, Хейли, ты серьезно? Ты только что сгорала от стыда, а теперь готова солгать еще раз, чтобы потом снова краснеть перед Заком и Рамоной? Дурочка, думай, что делаешь. Из-за Деза ты можешь лишиться друзей, неужели не понимаешь?
Из раздумий меня вывел стук двери. Это Лана вышла из ванной.
– Лузеры уже ретировались? – бодро спрашивает она, протирая полотенцем мокрые волосы.
– Перестань их так называть! – рычу я.
– Эй, не заводись, ты же знаешь, что я шучу, – выставив руку вперед, говорит Лана.
Я падаю на кровать и чувствую, как по телу разливается усталость.
Вранье и собственная глупость выжали из меня все силы.
– Что-то случилось? – интересуется Лана, присев на край постели и продолжая сушить волосы.
– Мне надо к матери, – отвечаю я, но подниматься не спешу. – На тебя когда-нибудь наваливалась чертовски сильная усталость?
Это ещё один долгий диалог за все наше знакомство, и, как ни странно, мне сейчас очень комфортно в компании соседки. Комфортнее, чем в обществе Зака и Рамоны. Удивительно.
– Конечно. Например, прямо сейчас. Эта ночь была слишком безумной, чтобы после нее остались силы.
– Согласна, – мямлю я и на секунду закрываю глаза.
К матери я приезжаю на час позже. Обычно я должна быть у нее в шесть, но сегодня незапланированно уснула на несколько часов. Когда я вхожу в дом, она сидит в гостиной и смотрит шоу по телевизору. Увидев меня, она улыбается, отчего щемит сердце.
Как же я мечтаю застать маму у плиты, нормальной и здоровой. Чтобы не расплакаться, я опираюсь плечом на стену и поднимаю маленький пакетик, в котором лежит ее любимый пирог. Ее улыбка становится еще шире. Я готова отдать все на свете, только бы видеть ее счастливой каждый божий день.
Я расстегиваю черное пальто, но раздеваться не собираюсь. Велев маме ждать меня в гостиной, я удаляюсь на кухню, чтобы разрезать пирог на небольшие треугольники. Поставив чайник, жду, когда он закипит, и разливаю кипяток по кружкам.