Наконец, когда силуэт венгра, сидевшего за письменным столом – по счастью, спиной к двум юным сыщикам, – стал хорошо различим, Дервал остановился. Затаив дыхание, он напряжённо вслушивался в бормотание Негьеши.
Свет исходил от небольшого свечного огарка; неверные отсветы его выхватывали из мрака стены помещения, некогда являвшегося, судя по всему, кабинетом. Лежавшая повсюду пыль и затхлая, отдающая сыростью, вонь, свидетельствовали, однако, о том, что кабинетом этим давно не пользовались. Негьеши, как ни странно, находил весьма увлекательным пребывание в столь запущенном месте: то и дело издавая поражённые возгласы, он с воодушевлением шарил в столе и на длинных, широких стеллажах, тянущихся вдоль стен. С нескрываемым восхищением, отнимавшим всё его внимание, он исследовал обнаруженные находки, при виде которых у нормального человека кровь застыла бы в жилах.
Среди диковинок, которые предстали изумлённому взору Дервала, оказались странные орудия и инструменты, предназначенные для убийства или пыток, а также для действий, суть которых, тёмная и загадочная, всё же представлялась более чем отвратительной. Многочисленные банки и склянки старомодного вида, заполненные порошками или жидкостями, нередко – с законсервированными внутри мерзкими созданиями, вызвали живой интерес венгра. Надписи, прочитанные вслух то ли на венгерском, то ли на латыни, то ли ещё на каком-то, давно забытом, языке, впрочем, ничего не говорили Дервалу. Лишь однажды слух его уловил привычные слова и звуки – это случилось, когда в руки Негьеши попала колода карт, которую он брезгливо сунул в карман, сказав что-то, что заканчивалось названием американского города: «…Атлантик-сити».
Судя по всему, многое из обнаруженного здесь, пришлось не по душе венгру – он то и дело потрясённо ругался, хотя и не скрывал зловещего удовлетворения, вероятно, оттого, что ему удалось расстроить чьи-то планы. Такое же, злобно-насмешливое, чувство вызвал у него и собачий или, вероятнее, волчий череп, который Негьеши окрестил единственным необычным словом: «Вырколак»18.
Наконец, стало заметно, что незваный гость семейства Монтегю собирается вот-вот покинуть подземелье. Дервал, всячески пытаясь избежать любого ненужного шума, потянул за собой едва осознающего, что вокруг происходит, Уолтера к выходу. Вскоре они оказались снаружи и с облегчением вдохнули свежий, отдающий морозцем, воздух. Было темно – хоть глаз выколи. Тут же послышались торопливые шаги Негьеши; на ходу он весело мурлыкал какую-то мелодию.
Бросившись наземь, они затихли. Дервал в течение нескольких, отчаянно долгих мгновений, слушал незнакомую венгерскую песенку; время это показалось ему пыткой. Вскоре звуки, однако, стали тише – Негьеши удалялся. Радостный стон вырвался из груди двух отважных друзей. Опасность миновала!
Сами не помня себя от радости, они быстро покинули землю Монтегю и тем же путём возвратились к шоссе. Его почти невидимая и вместе с тем твёрдая и надёжная, покрытая инеем поверхность вскоре привела мальчиков обратно в Ирландию.
Дервал испытывал законную гордость – им удалось провести успешную «спецоперацию», ещё на один шаг приблизившую расследование к разгадке. Не всё, однако, обстояло так радужно. Когда им настало время расставаться, Уолтер вдруг в самое сердце поразил его неожиданным вопросом:
– Этот проклятый туман – как ты думаешь, кого он убил?
13
Предчувствие чего-то трагического, неотвратимого, весь следующий день словно висело над Дервалом, подобно чёрной туче. Отец накануне по неизвестным причинам задержался на работе; вернувшись, он вёл себя холодно и зло и пил перед сном. В школе он замечал, как одноклассники время от времени утайкой подглядывают за ним и что-то шёпотом обсуждают. Дервалу было всё равно: у него и так было полно хлопот с невыполненными домашними заданиями и с мыслями о зловещем предположении, сделанном Уолтером.
Многое прояснилось уже вечером, когда пришёл отец. Дервал как раз сидел за уроками и ломал голову над неподатливой математической задачкой, когда послышались звуки открывающейся входной двери и тяжёлые, словно несущие угрозу, шаги. Отец, не разуваясь, прошёл в гостиную – и это можно было с уверенностью считать дурным признаком. Обычно так случалось, когда он был навеселе.