— Наша бабушка сегодня не придет носить газеты, — сообщает мальчик в конторе, — она не встает с кровати.
— Больна, что ли?
— Да.
— Какой ее номер?
— Семнадцать.
Проходит две недели.
— Номер семнадцать! — раздается в конторе знакомый оклик.
Никто не отзывается. Молодой человек окликает снова. По-прежнему молчание.
— Лийзи, не слышишь разве… Тебя зовут, — говорит одна из газетчиц, — сколько дней прошло, а все не знаешь своего номера.
Выходит вперед молоденькая розовощекая девушка.
— Вы вместо газетчицы номер семнадцать… О ней больше ничего не слышно, — сообщают девушке, — хотите остаться у нас?
— Хочу, да… — обрадованно отвечает она, ведь у нее теперь будет работа.
— Итак, будете теперь номером семнадцать… Но вы не доставили вчера газету господину Н. по улице С. Он приходил жаловаться.
Девушка смущается, краснеет, не знает, что сказать.
— Постарайтесь служить так же честно, как прежний номер семнадцать, — говорит молодой господин, и девушка краснеет пуще прежнего.
— Да, не придет больше старушка, умершие не носят газет, — обронила одна из газетчиц.
— Умерла? — вопрошает молодой господин.
— В церкви вчера поминали…
— Где?
— Святого Яна.
— Я вчера был там, но что-то не припомню, не обратил внимания.
На лице у женщины появляется горькая усмешка.
— Вы, господин, ведь и не знали ее по имени… Оттого и…
— Ах да, — говорит молодой господин, — по списку она значилась под номером семнадцать.
— Все хотела, сердешная, на горести свои пожаловаться, да, видно… — начинает было женщина, но в ответ уже слышится:
— Тсс, вы мешаете своими разговорами.
И женщина — как бывало, номер семнадцать — умолкает: жалобы мешают людям.
1904
Перевод Ромуальда Минны.
Путешествие в Италию
Они справляли свой медовый месяц, вернее, лишь медовые дни и медовые часы, так как на большее не хватало времени. Муж служил в каком-то учреждении, а после обеда садился за работу, которую брал на дом; жена преподавала в начальной школе, по вечерам исправляла тетради или давала частные уроки, чтобы тоже немного подработать. Каждую свободную минуту они старались посвятить самообразованию — читали, ходили на лекции. Даже театр и концерты посещали не для развлечения, а для каких-то более серьезных и важных целей.
Все это казалось им в порядке вещей, ведь они были бедны, как церковные мыши: не было у них ни приличной одежды, ни даже настоящей квартиры, не говоря уже о мебели и всем прочем. Лишь одно сокровище было у них — вера в свою счастливую звезду, превращавшая несуществующие вещи в ощутимые и реальные. Так они жили и работали, словно уже достигли того, к чему так стремились: уютной квартиры, где можно устраивать маленькие вечеринки в кругу близких друзей.
Конечно, у них были еще и мечты, но они находились как бы за пределами досягаемости, за пределами вероятного. Их время наступит тогда, когда счастливая звезда будет достигнута и их скромные желания сбудутся. Только тогда родится мечта, только тогда она оживет, так что ее, пожалуй, можно будет встретить на улице гуляющей с лунным светом, в шелковых чулках и лакированных туфельках.
Их величайшая мечта родилась дня через два после свадьбы. Они еще любили ходить под руку, тесно прижавшись, разговаривая и порой заглядывая друг другу в глаза. Им тогда было удивительно хорошо, в глазах мужа еще горела страсть, а щеки жены заливались стыдливым румянцем — она уже знала, как невыразимо приятно краснеть под взглядом мужа.
Они переходили от витрины к витрине, разглядывали выставленные там вещи, интересовались их ценой, любовались дорогими украшениями, вид которых приводил женщину в трепет. Однажды они подошли к витрине бюро путешествий, где были выставлены плакаты с изображением различных видов транспорта — пароходов, автомобилей, поездов, аэропланов — и описывалось, как удобно, быстро и приятно на них путешествовать.
Через столько-то и столько-то дней или часов можно очутиться в Берлине, Лондоне, Риме и бог знает где еще.
— А помнишь наше первое случайное путешествие? — спросил муж.
— Помню! — ответила жена. — Помню даже, о чем мы тогда говорили.
— И подумай, как странно: я ни с кем никогда ни о чем подобном не разговаривал, ни до, ни после. Мне это просто в голову не приходило. Отправиться путешествовать, да еще в Париж или Рим! — об этом не могло быть и речи. Ведь не было ни денег, ни других возможностей. Самое большее, о чем я мог мечтать, — это о поездке в Курессааре или в Нарва-Йыэсуу. Да и эти места казались мне безумно далекими. Но как только я увидел тебя в вагоне у окна, я подумал: а что, если бы я сейчас ехал в Италию? Утомленный, задремал бы, а проснувшись, опять увидел бы тебя у окна. Ты едешь со мной, словно мы уже сговорились ехать вместе. Едем и едем, а когда глаза наши встречаются, улыбаемся друг другу, как старые знакомые.