— Это ложь! Все — ложь!
— Что — ложь? — спрашивает Лутвей в новом недоумении.
— То, что я сказала, — отвечает девушка сквозь слезы.
— Час от часу не легче! Одурела ты, что ли?
— Вовсе не одурела, я говорю правду, все — ложь.
— Зачем же ты соврала?
— Прости меня, Луду, я и сама не знаю, что со мною творится, — жалобно проговорила Тикси и упала перед молодым человеком на колени.
Вид охваченного злобой Лутвея странным образом напомнил девушке того Лутвея, каким он был два года тому назад, когда так ей нравился, перед тем Лутвеем было приятно стоять на коленях. Молодой человек попытался поднять девушку, но она по-прежнему жалобно продолжала:
— Нет, не поднимай меня, мне хорошо так, я тебе все скажу, все объясню, все растолкую. Ты должен меня понять, ты должен мне верить, ты не смеешь так плохо обо мне думать, ты не смеешь так говорить о Тикси…
Она походила на маленькую девочку, и ее заплаканные глаза, устремленные снизу вверх на молодого человека, были глазами ребенка.
Тикси заговорила о прежних счастливых днях, где царила только любовь, заговорила о своих мечтах, которые были чем-то похожи на мечты Мерихейна о синем лесе, позади которого лежит топкое болото. Тикси говорила и о злосчастном утре того воскресного дня, когда она сидела в комнате Лутвея, вперив взор в перевернутую книгу. Тикси говорила о своих сомнениях, о той боли, которую испытывала, когда молодой человек упоминал имя Хелене, Тикси говорила, что в конце концов она почувствовала себя беспомощной и незначительной, словно какой-нибудь кузнечик, который стрекочет, пока не придут морозы. Тикси говорила о предчувствии, перешедшем затем в уверенность, что рано или поздно ей придется расстаться с Лутвеем и у нее останутся лишь воспоминания.
— Но я же теперь не хочу расставаться, — перебил ее молодой человек.
— Именно этого я больше всего и боюсь, это меня и страшит, это и заставляет говорить неправду.
— Чего же ты, глупышка, боишься?
— Сама не знаю чего, но боюсь. Боюсь, если мы останемся вместе, нас ждут лишь горе да невзгоды. Господь упаси, представь себе, что за жизнь у нас будет, если мы станем ссориться, как в последнее время. Тут и не хочешь, да задумаешься. Если мы разойдемся сейчас, у нас останутся прекрасные воспоминания, прекрасные воспоминания о безоблачном счастье.
— Но я не хочу расставаться, не хочу!
— Луду, дорогой, ты должен хотеть, должен хотеть ради нашего счастья. Я тоже не хочу, но…
— Ты тоже не хочешь, и все-таки ты хочешь… Ты несешь несусветную чушь.
— Я должна хотеть, потому что я глупая. Мы с тобой все равно не пара, ты и сам это знаешь.
— Нет, не знаю.
— Знаешь, да признаться не хочешь, боишься меня задеть, боишься меня обидеть. Ты всегда поступал так, берег меня и лелеял, молча выносил мою необразованность. А поживи мы с тобою подольше, пришлось бы тебе иной раз меня стыдиться, пришлось бы из-за меня выслушивать насмешки приятелей. Я не хочу этого, не хочу ни за какие блага в мире.
Слова девушки заставили молодого человека задуматься. Не было ли в них доли правды? Но чувства были сильнее доводов разума, и Лутвей сказал:
— А что будет с тобой, если мы расстанемся? Тебе придется выносить насмешки и издевки.
— Мне в любом случае придется пройти через это, не все ли равно — днем раньше или днем позже.
— Но я не хочу этого, не хочу ни за какие блага мира.
— Я умоляю, Луду! Поверь мне, чем раньше мы расстанемся, тем будет лучше для нас обоих.
— Для тебя, может быть, и лучше, а для меня — нет.
— И для тебя тоже, поверь мне наконец.
— Почему?
— Мне кажется, они правы, те, кто говорят, будто ты из-за меня ничего не делаешь, будто ты из-за меня спиваешься.
— Сначала я в запальчивости глупость сказал, а теперь ты ее повторяешь.
— Это вовсе не глупость. Ответь, что ты успел сделать за эти два года? Ничего. Если мы останемся вместе, все так и пойдет. Помнишь, ты говорил мне однажды, что тебя ждет большое будущее, но при таком положении вещей из тебя не выйдет ничего. У меня все время болит сердце, я виню себя, я чувствую, что гублю твою жизнь. Я не хочу, чтобы это продолжалось. Мне хочется увидеть тебя известным, всеми уважаемым, как приятно будет тогда подумать: «Когда-то он принадлежал мне». Думая так, я буду счастлива даже в самой убогой каморке.