— Вот видите, девочки лучше мальчишек, они не способны на такую жестокость, — заметила Тикси.
— Вы так думаете? — возразил Кулно. — Нет, мы все стоили друг друга: мальчики мучили, девочки наблюдали, а то еще и подзадоривали нас.
— Фи, какой ужас! Это неправда!
— Это правда, и, если угодно, именно оттого это еще ужаснее. И вот что особенно интересно: после такой кровавой забавы мы, спокойные и счастливые, ложились в траву или в кустики голубики между кочками — отдохнуть, так как чувствовали себя несколько утомленными. По ночам мы спали сном праведников, даже без дурных видений. Только один из нас, мой младший братишка, после таких развлечений не мог ночью спокойно спать, он вскакивал с постели, плакал, кричал, вспоминал воронят. А другие только удивлялись: «Что ты, дурачок, плачешь!» — и в следующий раз ему позволялось присутствовать на празднике мучительства лишь с условием, что он не станет больше кричать ночью. Когда же он, несмотря на обещания, все же кричал и метался в постели, все над ним смеялись и считали, что он с придурью.
— И вы тоже мучили?
— А как же, и я тоже.
— И спокойно спали?
— Совершенно спокойно. Кому же хочется прослыть придурковатым.
Некоторое время Тикси и Кулно молчали, затем молодой человек сказал:
— Вы бы еще и теперь спали спокойно, такая вы праведная и святая.
— Как вы мои слова переиначиваете! Мне в тот раз было очень хорошо, и я сказала только то, что чувствовала, а теперь вы так все повернули, точно я только тем и занимаюсь, что воронят убиваю.
Девушка не то обиделась, не то опечалилась. А Кулно засмеялся.
— Вот видите, как превратно можно истолковать слова, — сказал он, и Тикси поняла, что все это лишь не очень удачная шутка. — Посмотрите туда, — Кулно показал рукою вдаль, — видите кустарник, что слева, а дальше, ближе к лесу, — поле, поглядите, как там лучится вода в лужах.
Они стояли на окраине города возле шоссе. Тут и там в канаву, булькая и сверкая, водопадами устремлялись ручейки.
— Мой родной хутор находится около реки, — продолжал Кулно. — Обычно оттуда не увидишь ничего, кроме сенных сараев да зеленого полотна полей, но весной, в половодье, река разливается морем, так что ставь паруса и — плыви, лети…
— А что, если попробовать пройти к лесу по краю канавы? — предложила девушка.
— Тут бы крылья иметь кстати, не то утонем в грязи. Но попытаться можно, ведь грязь-то эта весенняя, приятная грязь, чистая грязь.
Тикси и Кулно шли, останавливались, выбирая дорогу, шли снова, перепрыгивали лужи и ручейки, забрели в вязкую глину, которая стаскивала с ног галоши, проклинали свой путь, смеялись, помогали друг другу вылезать из промоин и в конце концов стали такими же грязными, как сияющая весна.