Отец оглянулся, но девушка уже была поглощена своим маятником. Такси преодолело подъем, и показался город: низенькие домики со множеством окон и белеными стенами. Над крышами виднелись гелиостаты, дымовые трубы и водогреи. Перед городом располагались поросшие травой невысокие холмы, испещренные остатками прошлого: кирпичные здания, бетонные плиты, причудливые, насквозь ржавые железные конструкции. Хотя Восточный Кармин и располагался во Внешних пределах, когда-то он был крупным поселением. У нас в Нефрите насчитывалось от силы пять улиц с заброшенными постройками, а здесь они простирались почти на полумилю в каждом направлении.
– Восточный Кармин сейчас – лишь тень себя прежнего, – заметил Стаффорд. – Дефактирование здесь было не слишком суровым, и можно порой найти артефакты почти в идеальном состоянии. В свободное время я реставрирую старинное офисное оборудование. У меня уже шесть работающих степлеров и один ротатор фирмы «Гештетнер». Я проделываю дырки по выгодной цене, а мой рецепт для черных чернил известен во всем секторе.
Былые очертания улиц легко различались с перекрестков заросших травой дорог, где стояли дырявые почтовые ящики и фонари. Деревьев и кустов было мало – эти районы традиционно отводились под пастбища и места проживания для людей прошлого, которые пожелали бы вернуться. Предполагалось, что дома просто будут стоять пустыми. Но время и небрежение делали свое дело – понемногу от всего оставались лишь холмы и неумолимое правило, гласившее, что именно так и должно быть. Никто всерьез не думал, что некогда многочисленные люди прошлого вернутся, но правила есть правила.
– Как вам наш громоуловитель? – спросил Стаффорд, показывая на сооружение, венчавшее зенитную башню.
– Впечатляет, – пробормотал я.
– Префекты, и особенно госпожа Гуммигут, крайне озабочены опасностью от молний. Его возвели на самую длинную ночь, и молния уже ударяла в него раз сто.
То была деревянная решетчатая конструкция с бронзовым куполом футов тридцати в диаметре. Каждый дом в Коллективе имел металлическое приспособление для улавливания дневного света, а потому молнии были серьезной проблемой: проникая внутрь по регулировочным штокам, они часто устраивали в жилище электрическую вакханалию. Потом находили несчастных: спаянных с кусками металла, полуиспарившихся, а иногда просто мертвых в своих постелях, – но их внутренние органы напоминали густую похлебку. Мрачные сводки вместе со снимками еженедельно помещались в «Спектре».
– Надеюсь, в ваших краях к вопросам молниезащиты относятся серьезно? – поинтересовался Стаффорд.
– Наш Совет больше озабочен нападениями лебедей, но и о молниях не забывает, – сказал отец. – Есть с полдюжины специально приспособленных «фордов». У каждого в кузове стоит бронзовый уловитель на опорах. Они едут навстречу буре, когда известны направление и сила ветра.
– У нас аномалия с наветренной стороны, миль десять в диаметре, и шаровые молнии здесь довольно часты. Есть план возвести стальной стержень на Западных холмах, но пока идут лишь разговоры.
Обычные молнии легко отводились от жилых домов, но шаровые были вещью в себе. Они двигались в направлении ветра и, подхваченные воздушными вихрями, порой залетали в окна, легко притягивались к любым органическим соединениям. Бывало, что от человека оставалась лишь кучка пепла, и особо мнительные граждане, не имеющие ложек, носили в кармане стальное блюдце с выгравированным именем.
Дорога пошла под уклон. Мы приближались к городу – группке зданий на вершине холма, выполненных в дикарском стиле, то есть с использованием самых разных строительных техник и материалов – от старинного тесаного камня до рубероида, кирпича, глины, неновых досок. Кое-где встречались более современные ограды: плетни с глиняной обмазкой внутри четырехугольников из дубовых брусьев. Мы свернули с перпетулитовой дороги на мощенную булыжником улицу. Отец спросил Стаффорда, что случилось с Робином Охристым, местным цветоподборщиком.
– Мы все глубоко сожалеем, что он нас покинул, – ответил носильщик. – Робин оставил жену и дочь.
– Он ведь их скоро вызовет к себе? – спросил я, поняв все не так.
– Не уверен, что он в состоянии что-либо делать.
– Мне казалось, – медленно проговорил отец, – что господин Охристый оставил свое занятие.
– А! – воскликнул Стаффорд. – Эвфемистически верная, моя фраза, однако, ввела вас в заблуждение. Могу лишь процитировать решение Совета: господин Охристый… ммм… фатально ошибся в собственном диагнозе.
– Робин мертв? – спросил отец.
– Ну, я не эксперт по медицинским вопросам, – задумчиво произнес носильщик, – но именно это с ним и случилось, да. Ровно четыре недели назад.