– Эдди…
– Да, папа?
– Будь начеку. Я немало видел странных городов, но такого – ни разу. Кстати, что там такое с Джейн? Префекты как-то испуганно на нее поглядывали.
– Ей нечего терять. В понедельник она отправляется на перезагрузку.
– О! Жаль, что пропадет такой носик.
В дверь позвонили. Это оказался серый рассыльный с известием об очередном несчастье на линолеумной фабрике.
– Но ничего срочного, – нахально прибавил он, – если только вы не умеете приставлять головы обратно.
Отец дал ему на чай, взял походный чемоданчик и направился к выходу.
– Будь начеку, Эдди, – обернулся он. – Подозрительно тут все.
– Робин Охристый и его «нарушения»?
– В том числе. И еще кое-что.
– Да?
– Не клади так много сахара, когда префекты придут снова.
Я вернулся на кухню, где Джейн мыла посуду, и спросил ее, что она положила в печенье.
– Лучше тебе не знать. И если ты думаешь, что, не донеся на меня, ты преуспеешь понятно в чем, ты жестоко ошибаешься.
– Все не так, – возразил я, стараясь говорить так, будто даже и не задумывался известно о чем.
– Конечно, – язвительно парировала она, – в следующий раз ты скажешь, что бережешь себя для невесты.
– Это… вовсе не плохо, – медленно проговорил я.
Джейн расхохоталась. Не вместе со мной, а надо мной. Я почувствовал себя униженным и постарался перейти в наступление, задав неуклюжий вопрос:
– Как ты за одно утро скаталась в Гранат и обратно?
– Никуда я не каталась. Это невозможно. И мы никогда раньше не встречались, запомни.
– Я тебе несимпатичен?
– Это требует усилий. Проявлять равнодушие куда легче. Послушай, ты оказал мне услугу, я – тебе. Мы квиты.
– Ничего подобного. Я спас тебя от кучи неприятных вопросов, а ты всего лишь посоветовала мне не есть печенье.
– Если бы ты знал, что я туда положила, то думал бы иначе.
– Что?!
– Я закончила, – объявила она, вытирая руки полотенцем и собираясь уходить, – а самое главное, у нас с тобой все закончено. Еще раз попробуешь заговорить со мной – я сломаю тебе руку. Скажешь про мой прелестный вздернутый носик – я убью тебя. Я не придуриваюсь. Мне терять нечего.
– Но ты ведь служанка. Если мне вдруг понадобится получше накрахмалить воротник или еще что?
Зря я это сказал. Я-то хотел только сохранить общение между нами любой ценой – но фраза вышла дурной, грубой. Мои права оказались попраны. Стало абсолютно ясно, кто здесь главный. Она была сама властность. Но не та властность, что дается от рождения, а та, которую сообщают ясная цель и сила.
Она сделала шаг в мою сторону и уставилась на меня – вероятно, соображая, есть ли во мне скрытые глубины. Поняв, что нет, и удовлетворенная этим, Джейн направилась к двери.
– Если что нужно, можешь оставить мне записку.
И она ушла. Я чувствовал себя опустошенным и сбитым с толку. Внешние пределы представлялись мне бесхитростным патриархальным миром, но за то короткое время, что я пребывал в Восточном Кармине, все стало казаться непростым и запутанным – намного сложнее моей небогатой событиями жизни в Нефрите. В свой актив я, однако, мог записать два обстоятельства. Во-первых, от угроз сломать челюсть Джейн перешла к угрозам сломать руку: то был шаг в верном направлении. Во-вторых, что куда важнее, отец отдал мне ложку мнимого пурпурного. Как и любая личная ложка, она несла на себе полный почтовый код: ЛД2 5ТЗ. Сейчас я думаю, что лучше бы мне не предпринимать и не знать ничего, но все сложилось иначе. Хищные ветви дерева ятевео начали склоняться надо мной.
Томмо Киноварный
5.3.21.01.002: Однажды предоставленный почтовый код сохраняется за человеком пожизненно.
– Привет! – сказал парень, позвонивший в дверь получасом позже. – Это ты Бурый?
– Эдди.
– Я Томмо Киноварный. Де Мальва велел показать тебе наши примечательнейшие достопримечательности. Ты сгораешь от нетерпения?
– Уже несколько недель.
– Болото болотом, – заявил он, когда мы выбрались наружу. – Даже тараканы считают эту дыру туалетом. Друзья?
– Друзья.
Громоуловитель на зенитной башне был самым необычным из легко заметных объектов, о чем я и сообщил Томмо, пока мы шли по площади.
– А Желтая Погибель уже поведала, что это ее идея?
– Что-то такое говорила.
– Старая кошелка трезвонит об этом направо и налево. Эта штуковина стоила городу больше трехсот тысяч общественных баллов, хотя на памяти местных только шестеро человек скончались от молний. Причем пятеро – от шаровых, против которых громоуловитель бесполезен. Она устраивает тревоги каждую неделю и требует выставлять стражу, если в небе есть хоть одно облачко. Все это чушь в высшей степени, по-моему. Что скажешь?