Рассказывая об этом опыте в изданной уже посмертно книге «Записки диссидента», А. вспоминает и о «великодушных» предложениях покинуть СССР по израильской визе. Они повторились и после его возвращения из ссылки в мае 1975 года.
— Долго вы еще будете нас за нос водить?! — сказал мне знакомый еще по Магадану майор КГБ Пустяков. — Мы вам даем месяц на размышление: или делаете заявление с отказом от книг — мы его с вашей статьей опубликуем в «Труде», или подавайте заявление в Израиль — через две недели мы вас выпустим, или… — тут он, разведя руками, посмотрел на меня: третий вариант был ясен и без слов[92].
Эмигрировать А. тем не менее не хотел, и еще год, занятый активной правозащитной деятельностью, прошел, пока он все-таки подал заявление на выезд, ибо, — как сказано в «Записках диссидента», —
кто сопротивляется этой системе в СССР, тот продолжает борьбу с ней и за границей, недобровольный выезд предпочтительнее, чем долгие годы тюрьмы. Кто же вообще хочет разорвать с этой страной, имеет полное право[93].
Четыре года, прожитых на Западе, наполнены у А. неустанной работой: он читает лекции по всему миру, отдельными книгами издает в Амстердаме, а затем в Лондоне свои пьесы, статьи и открытые письма, собирает воедино давние разыскания о роли норманнов в создании древнерусского государства, пишет по новым материалам книгу о Григории Распутине… А эмигрантской среды, верный своим правилам неуступчивости и независимости, чуждается, публично конфликтуя, например, с такой влиятельной в зарубежье фигурой, как редактор «Континента» В. Максимов. Так что и на Сахаровские чтения, которые должны были пройти в Мадриде в ноябре 1980 года, А. не пригласили, да к тому же и испанской визы у него не было. И тогда, — рассказывает В. Белоцерковский, — А. «решил попытаться пересечь границу по какой-нибудь проселочной дороге, на которой нет пограничного поста, и в Мадриде на Слушаниях добиться слова, а в случае неудачи провести свою пресс-конференцию»[94].
И все вроде бы получилось, но, — рассказывает уже Л. Алексеева, —
под Гренадой[95] на узком шоссе <они не заметили> встречного грузовика — может быть, они немножко его задели, ну не так, чтобы была авария… Но у него борт был обшит такими тонкими железными полосками. Видно, эта полоска немножко отставала, и когда ее задели, то она оторвалась и пробила стекло и попала ему в сонную артерию. Если бы она немножечко иначе… И никто в машине не пострадал, машина не пострадала. А он вот так вот на руль склонился и все. <…> Говорили, что КГБ подстроило — этого не может быть, такие вещи нельзя подстроить. Это действительно авария, причем даже не из-за его плохого вождения, а просто такой вот страшный случай[96].
Останки А., погибшего в возрасте всего 42 лет и реабилитированного только в 1991 году, покоятся на русском кладбище Сент-Женевьев де Буа под Парижем.
Соч.: Записки диссидента. М.: Слово/Slovo, 1991; Распутин. М.: Ex Libris, 1992; Норманны и Киевская Русь. М.: Новое лит. обозрение, 2018.
Лит.: Дойков Ю. Андрей Альмарик: Документальная биография (1938–1980). Архангельск, 2019.
Андреев Даниил Леонидович (1906–1959)
Второй сын знаменитого Леонида Андреева и заочный крестник еще более знаменитого Максима Горького[97] был явно рожден для сверхъестественно больших замыслов. Еще ребенком он сочинил огромную эпопею, действие которой разворачивалось в межпланетном пространстве, а поступив после гимназии на учебу в Высший литературно-художественный институт имени Брюсова (1924)[98], взялся за роман «Грешники».
Одно за другим шли и мистические прозрения, когда перед юным А., — как он вспоминал позднее, — бытие открывало вдруг
такой бушующий, ослепляющий, непостижимый мир, охватывающий историческую действительность России в странном единстве с чем-то несоразмерно бóльшим над ней, что много лет я внутренне питался образами и идеями, постепенно наплывавшими оттуда в круг сознания[99].
Надо ли говорить, насколько оскорбительно тусклой в сравнении с этими видениями выглядела послереволюционная проза жизни, где поэту-визионеру приходилось сводить концы с концами сначала на гонорары, которые поступали от все более редких изданий книг его отца, потом на скудную, естественно, зарплату сотрудника заводской многотиражки «Мотор» (1932)[100] или еще более скудные заработки художника-шрифтовика.
94
96
Беседа с Л. М. Алексеевой. 2002. 28 мая. http://www.igrunov.ru/cat/vchk-cat-names/others/mosc/1968_1975/vchk-cat-names-other-alexeeva-igr_ru-talk.html.
97
Когда Даниила 11 марта 1907 года крестили в московском храме Спаса Преображенья на Песках, Горький находился на Капри, откуда запиской сообщил в духовную консисторию о своем желании стать крестным отцом младенца. Удивительно, но эту просьбу удовлетворили, и в метрической книге восприемником назван «города Нижнего Новгорода цеховой малярного цеха Алексей Максимович Пешков» (
98
Осенью следующего года, после смерти В. Брюсова, вместо института возникнут Высшие государственные литературные курсы Моспрофобра (ВГЛК).
100
«На службе, — сообщал А. в автобиографии, — пробыл всего около двух месяцев и ушел по собственному желанию, не найдя в себе ни малейшей склонности не только к газетной работе, но и вообще к какой бы то ни было службе. Больше я не служил нигде и никогда» (цит. по: