Он помолчал.
— Я понял.
— Найдете?
— Найду.
Следственный эксперимент назначили на вторник. Накануне Инга Хрусталева и Геннадий Петрович Будник коротко рассказали Федору Андреичу Кривицкому, в чем именно будет заключаться этот эксперимент, а заодно и попросили служебную машину для поездки в Москву Кривицкий схватился за голову обеими руками.
— А если ничего не получится?
— Должно получиться, — угрюмо сказал Будник. — В любом случае мы ничем не рискуем.
— Как только они согласились на такой эксперимент? — спросил Кривицкий.
— По закону, Федя, все по закону! — ответила Инга. — Предъявленное обвинение целиком построено на «профессиональной компетентности свидетеля», то есть этого самого звукорежиссера, который якобы слышал Витин голос через стенку. Вот это и нужно опровергнуть.
— Ну ладно, езжайте, — тяжело вздохнул Кривицкий. — Желаю успеха.
Двери в общежитие «Мосфильма» редко закрывались наглухо. Всегда кто-то либо входил в комнату, либо оттуда выходил, и что-то там пили, и ели, и ругались, играли на разных музыкальных инструментах, громко соблазняли женщин, громко расставались с ними и еще громче мирились. Короче, общежитие было местом весьма оживленным и беспокойным. Однако сейчас, в одиннадцать часов утра, дверь в комнату покойного Паршина была закрыта, и был ли кто в этой комнате или же она пустовала, собравшихся свидетелей и понятых не оповестили. В соседней с этой комнате находилось несколько человек: следователь Цанин, человек невзрачный, тусклый, но видно, что цепкий и очень недобрый, коротенький эксперт Слава, гораздо больше похожий на преуспевающего зубного врача или директора комиссионки у площади Трех вокзалов, чем на мужественного сотрудника уголовного розыска, вахтерша, сантехник, адвокат Василий Самуилович Розанов, спокойный, с кудрявыми пушкинскими бакенбардами, в очень красивых ботинках с узкими носами, и звукорежиссер Григорий Померанцев, издерганный и нервный, как и полагается любому, кто с детства обречен на то, чтобы иметь дело со звуками.
— Граждане понятые! — громко и торжественно обратился Цанин к сантехнику и вахтерше. — Вы приглашены сюда для участия в следственном эксперименте, цель которого состоит в том, чтобы убедиться, сколько человек находится в соседней комнате…
— Минуточку! — Адвокат вскинул указательный палец, и острые носки его башмаков быстро раздвинулись в разные стороны, как мордочки двух суетливых ежей. — Минуточку! Цель нашего эксперимента — убедиться в профессиональной компетентности присутствующего здесь свидетеля товарища Померанцева.
— Убедиться в достоверности свидетельских показаний… — сморщившись, перебил его Цанин.
— Э, нет, извините! — Адвокат еще энергичнее задвигал башмаками. — В протоколе подчеркнуто, что свидетель — опытный звукорежиссер. Не так ли?
— Ну так, — насторожился Цанин. — А разница в чем?
— Как в чем? — наигранно весело удивился адвокат. — Ведь, кроме товарища Померанцева, никто не слышал голоса Виктора Хрусталева из комнаты покойного Константина Паршина?
— Продолжим, — сдерживая раздражение, сказал Цанин. — Свидетель, а также и все мы находимся в комнате, соседней с той, в которой было совершено преступление…
— Вы называете самоубийство преступлением? — с печалью в голосе перебил его адвокат. — Я даже готов согласиться с вами в высшем, так сказать, смысле слова… Но в данном случае…
— В данном случае я попросил бы вас не цепляться ко всякой ерунде! — покраснел следователь, и бесцветные глаза его злобно расширились.
— Работа такая… — Адвокат развел руками. — Привычка выработалась с годами, вот в чем дело. Я уж и сам не рад…
— Дверь в соседнюю комнату охраняется сотрудниками милиции в количестве двух человек, — отчеканил Цанин. — Так что можете быть уверены в том, что никто не выйдет и никто не войдет в эту комнату во время эксперимента. Итак, начинаем.
Послушный коротенький Слава быстро выскочил в коридор, отдал какое-то распоряжение и тут же вернулся. В соседней комнате проснулась жизнь. Находящиеся в ней люди перебивали друг друга, громко спорили о чем-то, смеялись и возмущались. Звукорежиссер Померанцев, весь обратившись в слух, то удивленно приподнимал брови, то хмурился, то радостно улыбался. Видно было, что следственный эксперимент доставляет ему огромное профессиональное удовольствие. Через десять минут Цанин хлопнул в ладоши. Слава опять высунулся в коридор и крикнул, что эксперимент закончен.
— Ну что? — напряженно спросил Цанин.