В этой по-репортажному подробной записи Чуковской[125] все, кстати, выразительно. И то, что среди гостей Павла Авдиевича Кузько была не только «пожилая Муза Николаевна (секретарша Симонова)», но и старый симоновский друг Борис Агапов, который в сентябре 1956 года подпишет редакционное письмо Пастернаку с отказом от публикации в «Новом мире». И то, что о «подпольных чтениях контрреволюционного романа» кричал не кто-нибудь, а симоновский заместитель А. Ю. Кривицкий, который тремя месяцами ранее скрепил своей подписью договор о журнальной публикации «Иннокентия Дудорова».
Как же было не бояться, что опасная новость дойдет не только до литераторов-«ненавистников», но и до «всеслышащих ушей» с Лубянки?
Пастернак не боялся.
И более того – с неслыханной по тем временам дерзостью он еще и пустил свой роман по рукам.
Уже летом 1948 года машинописные копии первой книги были разосланы Ольге Фрейденберг, Сергею Спасскому, Анне Ахматовой в Ленинград, Ариадне Эфрон в ссылку и пр. А в декабре один экземпляр через советника новозеландского посольства Пади Костелло был передан и сестрам в Англию вместе с просьбой:
Если вы знаете хорошую русскую переписчицу на машинке и можно достать немножко денег из следуемых мне откуда-нибудь для ее оплаты, постарайтесь размножить список экземплярах в трех и тщательно сверьте, чтобы потом можно было почитать узкому кругу интересующихся, начиная с Боуры, Шиманского и других. <…> Покажите вашим Катковым, Набоковым и пр. (Т. 9. С. 555)[126].
В первый же день знакомства Андрей Вознесенский получил от Пастернака рукопись романа и тетрадку стихов[127].
Машинистки – Марина Казимировна Баранович, Людмила Владимировна Стефанович, Татьяна Ивановна Богданова и только ли они? – трудились без устали[128].
Среди тех, кто еще в рукописи познакомился либо со всем романом, либо с его значимыми фрагментами, литераторы Валерий Авдеев, Виктор Ардов, Ольга Берггольц, Наталия Бианки, Николай Богословский, Наталия Векстерн, Юрий Верховский, Андрей Вознесенский, Сергей Дурылин, Евгений Евтушенко, Николай Замошкин, Вениамин Каверин, Александр Кочетков, Кайсын Кулиев, Евгения Кунина, Константин Локс, Николай Любимов, Мария Петровых, Евдоксия Никитина, Александр Письменный, Петр Семынин, Николай Смирнов, Николай Стефанович, Анастасия Цветаева, Симон Чиковани, Николай Чуковский, Варлам Шаламов, Николай Эрдман; филологи Михаил Бахтин, Эмма Герштейн[129], Павел Гринцер, Илья Зильберштейн, Нина Муравина, Владимир Топоров; искусствоведы Михаил Алпатов, Николай Анциферов; композитор Сергей Прокофьев[130]; артисты Алексей Баталов, Елена Гоголева, Николай Голубенцев, Дмитрий Журавлев, Алексей Консовский, Борис и Василий Ливановы, Нина Ольшевская, Фаина Раневская; художники Петр Кончаловский, Владимир Фаворский; пианисты Генрих Нейгауз, Мария Юдина; Татьяна Некрасова и другие сотрудники Толстовского музея в Москве; вдовы Андрея Белого и Михаила Пришвина, жена архитектора Виктора Веснина, дочь композитора Скрябина, внучка Льва Толстого Софья Андреевна, их родственники, друзья, соседи, однокашники, сослуживцы…
Да кто угодно.
Именно что кто угодно, все, кому это может быть интересно.
«С рукописью поступай как найдешь нужным, давай читать кому хочешь, с оговорками, что она не правлена» (из письма Сергею Спасскому от 14 августа 1948 года; Т. 9. С. 537).
«Можешь дать рукопись посмотреть, кому захочешь», – 30 ноября 1948 года пишет Пастернак Ольге Фрейденберг (Там же. С. 553).
«Если позвонит Ольга Никол<аевна> (из Искусства) скажи, что если у нее будет время читать и ей будет интересно, я дам ей почитать на несколько дней роман» – это из письма З. Н. Пастернак от 22 сентября 1948 года (Там же. С. 540).
Или вот, 10 октября того же года посылая рукопись Ариадне Эфрон в ссылку:
Когда прочтешь рукопись и у тебя не будет настоятельной, непреодолимой потребности показать ее еще кому-ниб<удь>, я попрошу тебя переслать ее таким же порядком: г. Фрунзе, почтамт, до востребования, Елене Дмитриевне Орловской (Там же. С. 542)[131].
Из записки, которую Т. Иванова датирует 1949 годом:
Если рукопись моей прозы свободна, то передайте ее, пожалуйста, Зине. Если Вам или Коме, или кому-нибудь из Ваших хочется кому-нибудь ее показать, держите сколько хотите[132].
Из письма Марине Баранович от 15 сентября 1955 года:
Нельзя ли было бы из двух Ваших экземпляров дать один на быстрое срочное прочтение интересующимся и достойным, т. е. заслуживающим этой Вашей милости <…>. Это – Журавлевская группа, т. е. он, Аля, с которой Вы познакомились и страшно полюбились ей, ее тетя и все, кого они придумают[133].
125
Ср. с таким же обстоятельным рассказом Э. Герштейн об этом вечере (Т. 11. С. 393–395), где указано, что собралось «человек 18–20, может быть больше».
126
Эта настоятельная просьба сопровождалась, впрочем, столь же настоятельным предупреждением: «Печатать (т. е. опубликовать в печати) его ни в коем случае нельзя ни в оригинале, ни в переводе, – это наистрожайше внушите литературным людям, которым я бы хотел его показать. Во-первых, он не кончен и это еще его половина, требующая продолжения. Во-вторых, напечатание ее там грозило бы мне тут самыми гибельными, я не скажу: смертельными последствиями, потому что эта вещь ни по духу своему, ни по создавшемуся у меня тут положению появиться в свет не может, а только в виде перепечатки допускается появление русских вещей за границей» (Там же).
128
Только «за осень 1949 года было сделано три перепечатки, каждая по 3–4 экземпляра через копирку» (Там же. С. 631).
129
«Мы читали роман Пастернака отдельными поступающими из машинописи кусками», – вспоминает мемуаристка (Т. 11. С. 401).
130
В письме к нему от 16 октября 1949 года сказано то же, что и другим адресатам: «Я не могу подарить вам рукопись и через месяц попрошу ее обратно. Если Вы прочтете ее раньше, можете дать ее почитать в течение этого срока, кому пожелаете» (Там же. С. 581).
131
В свою очередь, 22 февраля 1950 года он просит уже Е. Орловскую: «Если рукопись „Живаго“ в хорошем состоянии (т. е. шрифт не стерся), сделайте мне, пожалуйста, одолжение, пошлите ее заказной бандеролью Анастасии Ивановне Цветаевой, Новосибирская обл., Пихтовский район, Пихтовка до востребования» (Там же. С. 602–603).
Эстафета продолжилась и дальше: «Очень большая просьба, – 25 мая того же года сказано в письме А. Цветаевой. – Если шрифт рукописи еще не стерся (я не помню этого экземпляра, а может быть и не знаю его), то таким же способом срочно вышлите его по адресу: Татреспублика, Чистополь, ул. Карла Маркса, 74. Валерию Дмитриевичу Авдееву» (Там же. С. 613).
132