Володя улыбнулся:
- Соня, расскажи нам что-нибудь веселое. Хотя бы про Журавлева, как он стал тонким и томным.
- Веселого мало. Оказывается, я еще плохо разбираюсь в людях. Впрочем, вначале никто у нас его не раскусил. Со мной он был исключительно любезен, обрадовался, как старой знакомой, сказал, что ты сделал его портрет. "Моя бывшая супруга бывала у вашего покойного отца..." Лену он именует не иначе, как "бывшая супруга". Но я правду писала - он всем понравился. Я поверила, что бывают на свете чудеса. А чудес, видно, не бывает. Он осмотрелся, сочувствовал почву под ногами, забыл, наверно, как торчал в приемной министерства, и пошел... Сделал Суханову при всех грубое замечание. Естественно, Суханов не смог смолчать, хотя он человек очень сдержанный. Журавлев начал его изводить, убрал четырех слесарей и теперь говорит, что инструментальный срывает план... Я сказала Журавлеву, что с Сухановым он разговаривает отвратительно, так он и ко мне начал придираться. Хорошо, что директор у нас толковый, заступился за Суханова. Но, понимаете, в чем история: Журавлев работает так, что к нему нельзя придраться, и директор говорит - работник прекрасный... А человек он поганый. Да, я забыла рассказать последнюю новость: он женился, нашел какую-то дуру с перманентом. Позвал меня на свадьбу. Я, конечно, не пошла. Я теперь к нему отношусь как Савченко...
- Духовная сторона ясна,- улыбаясь, сказал Володя. - Но ты все-таки опиши, как он выглядит в худом виде? Романтичен?
- Ничего подобного. Снова растолстел. Я вспоминала твой портрет и злилась: ну зачем ты его приукрасил? Он у тебя герой, а на самом деле такая противная физиономия...
Володя засмеялся.
- Еще одна потерянная иллюзия! Я думал, что он похудел всерьез и надолго.
- Горбатого могила исправит, - сказала Соня,- Ты что, этого не знаешь?
Володя, нахмурившись, ответил:
- В общем - да...
За ужином Соня продолжала оживленно рассказывать о своей жизни, о заводе, о Пензе. Надежда Егоровна подумала: почему она о Суханове не говорит?.. Что-то здесь есть... Боюсь, что она опять отрезала. Как с Савченко... Характер у нее трудный. И добиться ничего нельзя...
Савченко ушел поздно. Улицы уже опустели, только кое-где у ворот шептались парочки. Он нес свою печаль через эту светлую ночь с ее бледными звездами, с нежным пухом, падающим с деревьев, как легкий летний снег.
Вот и встретились... Странно: Сони у меня нет, а любовь живая...
На минуту он попытался себя утешить, а может быть, раздразнить свою боль: почему она упрекнула, что перестал писать?.. Но сразу себя остановил: для Сони все, что было между нами, далекое прошлое. Вспомнила и заговорила прежним тоном, а через минуту ей самой смешно стало... Все ясно...
Печаль не должна теснить, должна вести вперед, светлая, как эта ночь, как глаза Сони - не пензенской, другой, той, что целовала в лесу и тихо говорила: "Погоди"...
Утром, когда он пришел на работу, его сразу вызвали к директору. Николай Христофорович, улыбаясь, сказал:
- Для вас сюрприз. Из Москвы позвонили, что вас включили в делегацию инженеров. Поедете в Париж. Интереснейшая поездка! Вы ведь языком немного владеете?
- Слабо. Читать могу, а разговаривать не приходилось... Не понимаю: почему меня выбрали?
- Еще осенью, когда я был в Москве, меня спрашивали, кого мы можем рекомендовать из молодых инженеров. Я назвал несколько имен, среди них и ваше. Всего поедут четырнадцать человек, возглавляет Рябцев. Просили, чтобы вы были в Москве не позднее второго, - там разные формальности. Так что придется через неделю двигаться...
Савченко сказал Голикову:
- Знаешь, зачем вызывали? Посылают в Париж. Как-то неожиданно...
- Тебе чертовски везет! Понимаешь? Ну, что ты молчишь? Париж увидишь...
Савченко задумался: а какой он?.. Перед глазами встали картинки: Эйфелева башня, очень широкая улица, поток машин, а позади арка...
Голиков прав - интересно. Обидно только, что могут без меня вернуться к проекту. Соколовский настроен мрачно, считает, что похоронили. Он сказал, что уезжает на несколько дней в Москву. Я обрадовался, думал, что он решил пробиться с проектом, - оказывается, по личному делу. К проекту все-таки вернутся, я убежден...
А Соня? Приехала, а я уезжаю... Все равно я к ней больше не пошел бы. Один раз, может быть, перед ее отъездом. Совсем не показаться нельзя, подумает, что ревную или обижен. Да, но теперь она уедет, а меня не будет. Я могу зайти, чтобы проститься. Лучше позвонить, а то поддамся, как вчера, настроению и все выложу... Какое у меня право ее расстраивать? Париж я увижу. Башня, арка, машины... А Сони нет...
Он вынул из бумажника маленькую фотографию, долго глядел на нее, пока не помутнело в глазах. Тогда он грустно улыбнулся и сел за чертежи.
14
Дежурная по этажу сказала:
- Госпожа Ванденвельде? Сто шестнадцать.
Соколовский вдруг растерялся: конечно, он знал, что его дочь носит фамилию мужа, что она иностранка, и все же ему показалось нелепым, что Машеньку называют "госпожой". Почему-то он счел нужным объяснить:
- Я ее отец.
Дежурная равнодушно ответила:
- Пожалуйста, пройдите, это в конце коридора направо.
Соколовский постоял у двери, прежде чем постучать, машинально подумал: "Нужно отдышаться", - хотя поднялся в лифте.
Дверь открыла молоденькая женщина, как показалось Соколовскому, скромно одетая; она весело воскликнула:
- Я тебя жду весь вечер! Феликс пошел в театр, а я сижу и гляжу на часы.
Евгений Владимирович стоял в дверях.
- Почему ты не садишься? Правда, у нас хорошая комната? Только очень смешная, в стиле наших бабушек:..
Евгений Владимирович зачем-то оглядел обыкновенный гостиничный номер с атласными креслами, китайской вазой и огромным бронзовым пресспапье на столе. Он поймал себя на мысли: боюсь даже на нее поглядеть.
- Дай я на тебя погляжу. Ведь ты была вот такая, когда увезли. А по фотографиям ничего нельзя понять.
Мэри рассмеялась.
- Я тебя вообще не помню, мне было три года. Ты очень молодо выглядишь, похож на спортсмена. У вас, кажется, тоже увлекаются спортом, у нас на этом полное помешательство. Я иногда играю в теннис, но редко, а Феликс вообще неспортивный, он предпочитает пойти на концерт или встретиться с друзьями. Я убеждена, что он тебе понравится, он совсем не похож на то, что вы называете "буржуями".
Соколовский удивился: хорошо говорит по-русски. Кажется, болтушка. А может быть, оттого, что стесняется? Наверно, стесняется... Держится просто. Зачем только у нее такие каблуки?.. А вообще даже странно, что ее называют "госпожой". Могла бы быть московской студенткой...